Страницы Миллбурнского клуба, 1

...Мы совершенно не понимаем, почему ряд художественных школ, упорно, честно и настойчиво работающих в этой области – сидят как бы на задворках искусства, в то время, как они должны всемерно поддерживаться всей советской общественностью. Нам непонятно, почему Школа Филонова вытеснена из Академии, почему Малевич не может развернуть своей архитектурной работы в СССР, почему так нелепо освистан «Ревизор» Терентьева? Нам не понятно, почему т. н. левое искусство, имеющее за своей спиной немало заслуг и достижений, расценивается как безнадежный отброс и еще хуже – как шарлатанство. Сколько внутренней нечестности, сколько собственной художественной несостоятельности таится в этом диком подходе.

В дальнейшем обэриуты отвечают на центральный вопрос, который они сами сформулировали, так: «Кто мы? И почему мы?»:

...Посмотрите на предмет голыми глазами и вы увидите его впервые очищенным от ветхой литературной позолоты. Может быть вы будете утверждать, что наши сюжеты «не-реальны» и «не-логичны»? А кто сказал, что житейская логика обязательна для искусства?

...Люди конкретного мира, предмета и слова – в этом направлении мы видим свое общественное значение. Ощущать мир рабочим движением руки, очищать предмет от мусора стародавних истлевших культур – разве это не реальная потребность нашего времени? Поэтому и объединение наше носит название ОБЭРИУ – Объединение Реального Искусства.

Конкретность, взгляд, очищенный от стилевых наслоений, – один из основных лейтмотивов, наиболее приложимый к самому Заболоцкому, который и писал этот раздел. Призыв увидеть мир глазами Адама, вернуть словам первоначальное значение. Мне вспоминается графика Дюрера, в частности, его великолепный рисунок рук (1506 г.) к картине «Христос среди книжников». Уже побывав в Италии и ознакомившись с тем, как «надо», он вглядывается в свой предмет так, как будто видит его впервые в жизни. Рисует со старанием деревенского примитива, достигая удивительной силы изображения.

...Соединив безумие с умом,

Среди пустынных смыслов мы построим дом –

Училище миров, неведомых доселе.

Поэзия есть мысль, устроенная в теле.

                         Заболоцкий. Предостережение, 1932 (вошло в «Столбцы»)

Обэриуты начали подготовку к вечеру. Вечер было решено назвать «Три левых часа» – все-таки трудно было расстаться с термином «левый». Три часа соответствовали трем отделениям вечера. Первый час – чтение поэтами своих стихов, второй – спектакль по пьесе Хармса «Елизавета Бам», третий час – экспериментальный фильм Минца и Разумовского под названием «Фильм № 1. Мясорубка».

Жанр пьесы определили как «кровавая драма». Бехтерев и Левин участвовали в разработке сюжета, а затем Хармс, засев плотно за работу, написал ее не то за три, не то за четыре дня.

В конечном итоге пьеса получила название по имени главной героини: «Елизавета Бам».

24 декабря 1927 года состоялась первая читка пьесы. Хармс приглашает на то же собрание учеников Малевича – Веру Ермолаеву (1893 – 1937) и Льва Юдина (1903 – 1941), двоюродного брата пианистки Марии Юдиной, – и просит их подготовить плакат. Актерами были знакомые Хармса по «Радиксу» и знакомые Бахтерева и Кацмана по Институту истории искусств. Среди них были поэты Вигилянский и Варшавский; некто Чарли Маневич – рабочий Путиловского завода, член самодеятельности, а также Николай Кропачев – поэт и кочегар торгового флота – и другие.

Эскизы декораций к постановке рисовал Бахтерев, музыку сочинял студент музыкального отделения Института истории искусств Павел Вульфиус, впоследствии – профессор консерватории. Специально для спектакля он собрал симфонический оркестр, к которому Баскаков разрешил присоединить большой любительский хор Дома печати.