Страницы Миллбурнского клуба, 4

К Эльвире прислонилась женская часть партии. Их было две, типичные геологини, давние выпускницы провинциальных техникумов, Тоня и Лариса. Тоня была замечательна нервным лузганьем семечек, в том числе арбузных и дынных. След семечной шелухи тянулся за Тоней, как слизь за слизняком. Ее товарка Лариса была любительницей дамской поэзии и сама стихи пописывала. Пописывала она и доносы, но об этом другой рассказ. Эти немолодые и некрасивые женщины не теряли надежды устроить свои женские судьбы. Надежды поддерживала Эльвира. Она гадала и выгадывала им на картах весьма сложные жизненные расклады со счастливым концом. Кроме того, она вооружила их таким мощным инструментарием, как различные приворотные магические фокусы, – впрочем, с заметной долей цыганщины.

Как ни скрытничали женщины, но некоторые из магических процедур, а именно: сжигание волос, бумажек с надписями, какие-то заклинания, притирания и вычерчивания знаков на пороге – стали известны и живо комментировались. Более всего интриговала публику процедура обнажения при луне. В полночь они тайком пробирались на каменистый пригорок, чтобы там, рядом с балбалом, раскинуться нагишом, с взглядом, обращенным к луне.

Боролись два мнения относительно половой роли балбала в этом магизме. Некоторые полагали, что роль чисто мужская (истукан же). Большинство склонялось к тому, что – женская, ибо только баба, тем более каменная баба, способна утешить и дать надежду. Но вряд ли балбал им сочувствовал. Ибо когда они принимали дневные воздушные ванны на пригорке, вдали от мух, Тоня оскорбительным образом сорила семечками, а Лариса крепила на балбале тент. Добавил недовольства и балбес Курочкин с его пантомимой, как он лапает эту каменную бабу и будто бы склоняет к сожительству.

Батыш положила конец этому безобразию девятого мая.

День Победы, с недавних пор выходной, был еще свежим праздником. Мы его уже крепко отметили накануне вечером под тентом столовой, освещенной электричеством. Вокруг ламп толпились мотыльки, тарахтел электрогенератор. Поминали погибших. Среди нас каждый второй был без отца, поэтому в этот праздник каждый горевал своим личным горем.

Чувствительные канавщики и грубиян Клейменов прослезились. Проклинали немцев, несмотря на присутствие немки-поварихи. Немка пила водку мелкими вежливыми глотками и делала вид, что versteht nichts.

В какой-то момент от избытка чувств запели. В стойбище Батыш завыли собаки. Постепенно тоска горестных утрат заместилась светлым опьянением. Геологиня Лариса принялась читать Веронику Тушнову: «А знаешь, все еще будет!/... меня на рассвете... / Губы твои разбудят» и т.д. Голос чтицы прерывался, слушатели подсказывали.

Наконец, Эльвира отсела в сторонку и достала карты. Женщины, не стесняясь, встали в очередь на гадание. Саша и прочие канавщики продолжали пить, но уже отяжелели. Вечер шел мирно. Значит, обойдется без драки, – подумал я и пошел спать. Засыпал с мыслью, что работа замрет дня на три, так как неизбежны запои.

*        *        *

Обычно первым под утро пробуждалось хозяйство Батыш. Ойкумена заполнялась петушиными голосами, мычаниями, блеяниями, собачьим лаем и ревом ишака. Громыханием кастрюль отзывалась кухня. У меня под боком звучали мои «домашние» воробьи и недавно пойманный лисенок-карсачонок в ящике из-под аммонала. На рассвете он звал мать своим тоскливым тявканьем. Иногда она кашляла ему в ответ откуда-то издалека.

Девятого мая все эти теплые звуки были подавлены женскими воплями. Из заречного лагеря неслись жалобные «ва-ва-ва-ва», похожие на плач подстреленного зайца. Я выскочил наружу, наткнулся на Санжара и его мать. Санжар явно волновался. Батыш ему выговаривала теми же мягкими интонациями, какими выговаривала внуку.

Санжар не ошибся: вопила Эльвира. В заречном лагере грубиян Клейменов изощренным образом истязал свою законную жену. Опущу подробности. Сошлюсь на милицейский протокол, который был составлен в больнице г. Сарыозек по показаниям потерпевшей: «Гр-н Клейменов М. в нетрезвом виде совершил развратные действия в отношении своей жены гр-ки Клейменовой О. посредством огнетушителя (автомобильного)». Настигла нашу Кармен карающая рука ее русского Хозе, вооруженная автомобильным огнетушителем.

В больницу, срочно! Но прежде всякой больницы следовало оказать ей первую помощь и найти трезвого шофера. Не найдя такового, я сам, не имея прав вождения, сел за руль и двинулся в путь с Эльвирой и шофером Курочкиным в кузове в надежде на то, что Эльвира не истечет кровью, а Курочкин скоро протрезвеет. Так и получилось.

Между тем, пока я занимался Эльвирой в Сарыозеке, Батыш видели при свете дня на пригорке рядом с балбалом. Она била в бубен. Балбал был украшен лентами, которые реяли на ветру.