Страницы Миллбурнского клуба, 4

Зинке повезло: за белизну шерсти и умильную мордашку она была изъята из помета и принесена в дом к моему другу Борису Ч‑ву для его дочки. Незадолго до описываемых событий Зинка еще жила в городской квартире на правах болонки. Но у дочки Ч‑вых оказалась аллергия на взрослых собак. Так объяснил мне Ч‑в, когда погрузил Зинку ко мне в машину, попросил увезти ее подальше и оставить где-нибудь. «Где-нибудь» означало: на базаре, около чайханы или на автостоянке под забором. Неужели на Зинку легла тень куксѝ? Нет, решил я. Отвезу-ка я ее в Кара-Чок.

– Напрасно, – пожал плечами Ч‑в. – От судьбы не уйдешь. Кому суждено быть съеденным, в говне не утонет.

Именно так, слово в слово, он и выразился.

*        *        *

Зинку я передал на попечение стаи казахских пастушьих собак, которая обитала на полевом стане совхоза Кара-Чок.

– Совхоз-миллионер Кара-Чок! – подчеркнул директор совхоза, давая мне разрешение поселиться и столоваться на полевом стане. И указал место для моего балка, недалеко от саманного домика кухни. Место шумное и мухобойное, но выгодное тем, что можно было подвести электричество от казенного генератора и вечерами работать при нормальном свете.

Балóк, балкá, балкóм, в балкé, с ударением на втором слоге. Сравнительно недавно миллионы людей мечтали о своем балкé, а ныне приходится напоминать. Длиною метров восемь вагончик, с входом посередине в тамбур с железной печкой. Из тамбура направо-налево по комнате, в комнатах двухэтажные нары. Мой балок был крыт шифером, под которым угнездились воробьи. Скоро я стал различать оттенки воробьиного чирикания. Оказывается, на гнезде воробьи нежничают и даже воркуют.

Замечу, что Кара-Чок существует и сегодня, в качестве кооператива. Найдите его в Гугле, отмерьте 10 километров по проселку на восток. Площадка с раскиданными домиками и сельхозинвентарем – то самое место. К слову сказать, в Интернете можно найти и материал о сегодняшних трудовых успехах данного предприятия. Перо журналиста без смущения выводит: урожай пшеницы составляет 12(!) центнеров с гектара, чем гордится коллектив.

*        *        *

Странно было видеть Зинку в Джунгарии среди казахских пастушьих собак с их классически-прекрасным экстерьером степной гончей: длинная морда, длинное узкое тело, лапы длиннопалые, на высоких твердых подушках. Собаки обитали при казахском стойбище на дальней периферии полевого стана. Раз в день они получали затюренную на обрате мучную болтушку. В основном же кормились «от земли», мышковали, как лисы.

Зинку они допустили к болтушке, не протестуя. На правах недавней горожанки она иногда получала и кухонные объедки от обитателей полевого стана. Мы первое время ее тоже подкармливали, постепенно сокращая порции, как бы подталкивая ее к натуральной жизни. Магазинные котлеты, купленные в Сарыозеке по шести копеек за штуку, были как раз из этого ряда.

Однако некому было Зинку мыть. И никто не принуждал ее к купанию в ручье, который протекал неподалеку. За считанные дни Зинка стала серой, как дорожная пыль в степи.

Горше всего был найденный ею способ добывать дополнительное питание. Мышковать она не была обучена. Она компенсировала недостаток еды кормлением от человеческого нужника. Будучи застуканной за этим занятием, она перестала быть допускаема в наш балок. Зинка стала парией.

– У нас говорят: если собака не ест говно, у нее голова болит. – Таковы подлинные слова, произнесенные по этому поводу Газизом Оразбековым, моим тогдашним авторитетом в степных делах.

Газиз знал что говорил. В будущем его ждала значительная карьера по двум параллельным лестницам – партийной и производственной. Он уверенно шел вверх, вооруженный вышеуказанным рецептом от головной боли, и на вершине жизни стал жирным одышливым бонзой. Но пока что это был скорый на ногу и быстро обучающийся профессии молодой геолог, ничуть не озабоченный судьбой собаки Зинки.

*        *        *

Здесь необходим комментарий о космосе Зинаид. Имя Зинаида, ныне почти забытое, в те времена было весьма распространенным. При этом множество Зинаид строго и роковым образом делилось на две, количественно почти равные, категории: суровые целеустремленные Зинаиды и глупые слабовольные Зинки. Жизненный путь первых пролегал через педвузы и парткомы. Из них получались строгие учительницы немецкого языка и методисты партучебы. Вторые же были настолько глупы, что располагались на нижних этажах человеческих обществ. На войне их забирали в банно-прачечные отряды. В послевоенное время они шли в лимитчицы и пополняли ряды простых русских давалок. Определенно, имя Зинка подходило нашей собаке как нельзя лучше, ибо она относилась ко второй категории.

Несколько раз я брал ее с собой в маршрут. Она весело бежала рядом, не проявляя никакого интереса к изобилию живой еды вокруг. Шныряли ящерицы. Я тыкал ее носом в кротовины, в чьи-то мелкие норы, даже в лисью нору. Полное равнодушие! Зато она долго и неотрывно наблюдала за трудами скарабеев над навозными шариками. Как будто набиралась опыта.