Страницы Миллбурнского клуба, 4

Во время длительного пребывания в Вене мой немецкий, и до того не такой уж плохой, стал для вашего покорного слуги почти родным, и это оказалось очень кстати, поскольку месяца через три судьба моя повернулась еще раз. К лучшему, к худшему? Теперь уже и не знаю. Поначалу я воспринял случившееся как неприятный сюрприз, нарушивший, казалось бы, уже твердо обозначенное плавное течение вещей.

В столицу империи прибыла депеша с новыми инструкциями из Версаля. В то время, как мы пребывали на месте, военная ситуация решительно изменилась, а вместе с ней подлежали коррекции и обязанности нашего посланника (я тоже что-то слышал о сногсшибательных газетных известиях, но будучи занят интрижкой с одной милой прачкой, которая с природным изяществом заворачивала в подол мои скромные сбережения, не обратил особого внимания на новости с батальных театров). Да, сейчас я с легкостью могу сообщить вам, в чем было дело и какую армию разгромил тогда прусский король. Однако зачем переписывать из чужих книг даты сражений и условия соглашений между державами? Не правда ли, надоедливая материя? Подробности, параграфы, стрелки на картах – подножный корм для историков. А для вашего покорного слуги – того, каким я был осенью 1756 года, – это были не вполне интересные дела из высоких политических сфер, меня к тому же совсем не касавшиеся. С кем воевать – решают короли. Ах да, я должен теперь сказать «решали», это будет, что называется, больше соответствовать духу эпохи, но почему-то такая словарная замена мне кажется немного преждевременной.

Вы поняли, что я хочу сказать. Дела великие вершатся помимо нас, так было и будет. Если хотите поспорить, то сначала возьмите в руки Писание и внимательно перечитайте, ну хотя бы деяния царей Иудейских. Нет, не нам, не отмеченным никакой печатью, решать судьбы народов, вести армии, открывать новые земли. Только печалиться незачем. У Господа несчетное число забот и столько же слуг. Посему наше дело – честно исполнять порученную работу и по возможности соответствовать той должности, которой нам удастся добиться годами тяжелого труда. Так вот, известие о том, что теперь-то война неизбежна, меня нисколько не взволновало. Но вместе с дипломатической эстафетой нас нагнал старый ассистент патрона, который чудесным образом сумел победить почти смертельную болезнь, и это тут же внесло в мою жизнь предчувствие решительных перемен.

За месяцы, проведенные в Вене, я несколько раз успешно ассистировал хозяину по ходу случаев, связанных, скажем так, с патологиями средней степени сложности, и неожиданно обнаружил в себе способность предсказать последовательность действий, которые он должен был выполнить для излечения того или иного пациента. Сначала меня это позабавило, а потом заставило серьезно задуматься. Выводы из происшедшего я сделал поверхностные и радикальные, можно даже сказать, наивно-хирургические. Вкратце – я проникся несоразмерным уважением к собственным познаниям в медицинском ремесле и стал подумывать о том, чтобы зарабатывать им на жизнь. Да, я был нагл и самонадеян – а кто в этом возрасте недооценивает себя? Разве что монахи да каторжники.

Было очевидно, что господин посольский доктор испытал немалую радость, узрев своего давнего и бывалого напарника. Возможно, он даже ощущал известные угрызения совести, будучи вынужден оставить его в Париже почти на смертном одре. Тот же ни единым вздохом не подавал ни малейшего упрека, не напоминал ни о чем, что могло быть расценено как бестактность, и украдкой всячески выказывал полную преданность своему благодетелю. Невооруженным глазом было легко разглядеть, что их связывают отношения настолько тесные, насколько они могут быть между высшим и низшим, верным слугой и великодушным патроном: такое, как вы знаете, водилось уже в Древнем Риме. Да и, скажу откровенно, несмотря на мое резвое продвижение в практических навыках, старый фельдшер был опытнее и умелей недоучившегося студента. Скоро я почувствовал, что занимаю чужое место. Сначала мы ассистировали попеременно, но через неделю-другую хозяин стал вызывать меня в процедурную, только если ему была нужна еще одна пара рук.