Странная философия ненасилия

Юридическая специальность, которой должен был овладеть М.К.Ганди, была нацелена, прежде всего, на урегулирование экономических вопросов в торговле. На освоение какой-либо другой специальности мать едва ли благословила бы его. Она была истово верующей, и во время постов устанавливала для себя дополнительные строгие ограничения. Иногда она давала зарок не принимать пищу пока на небосклоне не появится солнце. Поскольку во время сезона дождей светило появлялось очень редко и ненадолго, мать голодала по несколько дней подряд. Ее дети, как с восхищением пишет Ганди, завидев солнце, стремглав неслись в дом сообщить об этом матери. Иногда солнце снова скрывалось за тучи, прежде чем она выходила, чтобы убедиться в правильности сообщения детей. «Ничего, — бодро говорила она, — бог не пожелал, чтобы я сегодня ела»[4]. И возвращалась к своим обязанностям. Естественно, что мать была убеждена, что все отношения между людьми вполне можно урегулировать с помощью религии и обычного права. Юриспруденция, которую уехал изучать ее сын рассматривалась исключительно как средство достижения коммерческих успехов — такое уж на дворе время.

Вернувшись домой, после окончания учебы, новоиспеченный юрист потерпел сокрушительный провал. Тяжесть провала усугубилась тем, что Ганди в соответствии с индийскими традициями женили в 13 лет, ему надо было содержать семью. «С тех пор как я вернулся из Англии, у нас родился еще один ребенок», — вспоминает Ганди.[5] Старший брат, видя неспособность новоиспеченного юриста пробиться на родине, отправляет его на задворки Британской империи, в Южную Африку.

Нет никаких сомнений, что деятельность юриста, к которой М.К.Ганди не имел ни способностей, ни склонностей продолжала тяготить его. Он отдавал почти все силы общественной деятельности, в которой теперь видел единственный смысл своей жизни: «Адвокатская практика была и осталась для меня делом второстепенным. Необходимо было сосредоточиться на общественной работе, чтобы оправдать пребывание в Натале».[6] (Наталь — провинция Южно-Африканского союза. Захвачена и превращена в английскую колонию в 1903 г. С образованием Южно-Африканского Союза в 1910 г. включена в его состав. В Натале живет основная часть индийского населения Южной Африки.[7])

Отныне в жизни Ганди произошел Великий поворот — главным занятием его стала борьба за права индийцев — поначалу в Южной Африке, а затем и на родине, где он возглавил движение за независимость.

Великий отказ М.К.Ганди, конечно, сильно отличался от Великого отказа Будды. У Ганди он произошел далеко не в одночасье, и был далеко не полным. Воспоминания М.К.Ганди свидетельствуют о том, что он не был святым, способным пожертвовать всем ради чисты принципов. Уже первый демарш, который был предпринят Ганди в Южной Африке — он требовал разрешения выступать на суде в тюрбане — нашел отклик в кругах индийцев и принес ему известность. Ганди отмечает, что слава борца за права индийцев послужила рекламой и привела к успеху в профессиональной деятельности. «Протест общества адвокатов создал ему широкую рекламу в Южной Африке. Большинство газет осудило протест и обвинило общество в подозрительности. Реклама до некоторой степени облегчила работу»[8].

В последствии эта тенденция сохранилась: адвокатская практика Ганди стала приносить ему достаточные доходы только тогда, когда его имя было наслуху, благодаря политической деятельности, с другой стороны М.К.Ганди всегда был готов к компромиссу, если видел, что упорство в отстаивании принципов не увенчается успехом. Это прекрасно видно на примере все той же истории с тюрбаном, описанной в автобиографической книге «Моя жизнь». М.К.Ганди потребовал права выступать в суде в тюрбане, чтобы подчеркнуть, что он индус и готов защищать права индийцев совершенно бесправных в Южной Африке. Его поддерживали друзья, видевшие в этом жесте проявление борьбы за свои права. Однако Верховный Суд с полным основанием заявил, что для него нет различий между белыми и цветными, англичанами и индусами. Они все равны с точки зрения британских законов. Именно по этой причине служитель закона не должен демонстрировать свою принадлежность к той или иной национальности. Ганди, в очередной раз, потерпел поражение и снял тюрбан, сознавая, что его соратники по национально-освободительной борьбе осудят его за беспринципность. «Я понял, что обезоружен. Повинуясь требованию Верховного суда, я снял тюрбан, право, на ношение которого так отстаивал в суде магистрата. Дело было не в том, что если бы я воспротивился требованию, то мое сопротивление оправдать было бы невозможно. Я хотел сберечь силы для более значительных боев. Я не должен был растрачивать свои силы, настаивая на праве носить тюрбан. Мое упорство заслуживало лучшего применения.

Шету Абдулле и другим друзьям не понравилась моя покорность (или это была слабость). Они считали, что я должен отстаивать право не снимать тюрбана во время выступлений в суде. Я пытался образумить их, убедить в правоте изречения: «В Риме надо жить, как римляне»[9].