Странная философия ненасилия

Второе, что почерпнул Ганди у Толстого — это честность, которая выражалась у Толстого в непрерывном правдоискательстве. Находимая Толстым правда, немедленно провозглашалась во всеуслышание — без оглядки на мнение духовенства или властей. «Он был самый честный человек своего времени. Вся его жизнь — постоянный поиск, непрерывное стремление найти правду и воплотить ее в жизнь. Толстой никогда не пытался скрыть правду, приукрасить ее; не страшась ни духовной, ни светской власти, он показал миру вселенскую правду, безоговорочную и бескомпромиссную»[15]

Третье, что привлекало Ганди в Толстом — это легкое отношение к неудачам, стремление открыто признаться в них. Собственно говоря, эта черта Толстого может оцениваться по-разному.

Мы помним из предыдущей лекции, что Толстой не получивший высшего систематического образования, не имел своего собственного незыблемого философского учения, да и вряд ли мог бы создать его, не впадая в неразрешимые противоречия. Сказанное не означает отрицание гениальности человека. Просто его талант состоял в другом. Литературные его произведения свидетельствуют о величайшем даре сопереживания, эмпатии, то есть способности проникаться чужими мыслями и чувствами. Никто из писателей не чувствовал и не описывал с такой точностью и глубиной переживания девушек, женщин и стариков, то есть те переживания, которые он просто не мог испытать сам будучи достаточно молодым мужчиной. (Роман «Война и мир» он начал в 35 лет, а закончил в 41 год).

Расплатой за такую поразительную способность звучать в резонанс чужой душе оказалась полная неспособность сохранять верность каким-то своим собственным принципам. Толстой увлекался людьми и идеями, объявлял эти идей истинными, а мыслителей гениальными, но быстро разочаровывался в них, чтобы увлечься новыми. Его книги отличаются явственной рефератативностью, которую можно принять за самоотречение и тягу к бескорыстной популяризации чужих идей.

Дело дошло до того, что труд по систематизации взглядов Толстого был взят на себя при жизни писателя его секретарем Валентином Федоровичем Булгаковым. Тот написал книгу «Христианская Этика», пытаясь изложить идеи Толстого внятно и связно. Прочитав этот труд, который он должен был написать сам, Л. Н. Толстой не только не устыдился, но выдал справку В.Ф.Булгакову для издателя книги: «Милостивый Государь! Исполняя желание автора сочинения «Христианская Этика» (Систематические очерки мировоззрения Толстого) В.Ф.Булгакова, уведомляю Вас, что сочинение это мною внимательно прочитано, и что я нашел в нем верное и очень хорошо переданное изложение моего религиозного миросозерцания. Л. Толстой. 27 марта, 1910.»[16]

В предисловии В.Ф.Булгаков признает, что «Л. Н. Толстой не дал однажды систематического изложения, выработанного им миросозерцания»[17] Все противоречия, которые существуют в его учении, В.Ф.Булгаков объяснил стремительным развитием Толстого. Атаки критиков он отразил, заявив, что они разбирают уже устаревшие взгляды Толстого, который в настоящее время якобы достиг окончательной вершины своего развития. То, что В.Ф.Булгаков был вынужден оправдывать недостатки своего учителя и наставника М.К.Ганди толкует как достоинство.

Ганди пишет о неудачах Толстого так, будто бы они свидетельствуют о правильности и праведности его жизненного пути. Начинает казаться, что ахимса трактуется Ганди как хроническая неудача: человек все время уступает победу другим из любви к ним. «Являя своей жизнью, образец истиной высочайшей ахимсы, Толстой с его огромной, как океан, любовью к людям служит нам маяком и неиссякаемым источником вдохновения. Критики Толстого писали порой о том, что он потерпел в жизни крах, что он не осуществил свой идеал, — не нашел таинственной зеленой палочки, которую искал всю жизнь. Я не согласен с этим. Верно, Толстой сам писал о своих неудачах. Но это лишь подтверждает его величие. Возможно, Толстой так и не осуществил своей мечты, но такова участь человека. Ни одному существу из плоти и крови не дано достичь совершенства по той простой причине, что совершенство немыслимо, пока не преодолеешь полностью свой эгоизм, а от эгоизма не избавишься, пока пребываешь в оковах плоти. Толстой любил повторять: как только поверишь в то, что достиг идеала, дальнейшее развитие приостанавливается, и начинается движение вспять, ведь ценность идеала в том, что он удаляется по мере приближения к нему. Следовательно, заявления, что Толстой, по собственному признанию не осуществил свой идеал, ничуть не уменьшает его величия»[18]