Странная фотография (Непутевая семейка - 2)

- Почему нельзя, можно... Только мне теперь не до него - мне надо вашу семью выправлять. Некогда прохлаждаться раз уж с боем тут водворился! Только, если честно, - буркнул он, отводя взгляд, - если честно, Сеньчик, прежде всего надо бы мне, конечно, зло содеянное исправить и этим прогнатым заняться. Потому что, получаюсь я кругом теперь виноватый и нет мне прощенья! Жалко мне домового прогнатого этого. Погорячился я, не хотел, чтоб так вышло... И этих жалко - семью-то несчастную. Получили подарочек, нечего сказать!

Домовой всхлипнул и отвернулся к окну, заслонясь от лунного света лапой. Он, похоже, и сам пребывал в смятении. И Сене, посвященной им в некоторые тонкости жизни души, в неминуемую взаимосвязь многих причин и следствий, не надо было долго ломать голову, чтобы понять, что же произошло...

- Прош, ты считаешь себя виноватым? - робко спросила она. - Думаешь, что из-за этого - ну, что ты Тараса прогнал, - много бед приключится?

- И уже приключилось, и ещё приключится, а как же? За все надо платить! Зло очень просто содеять, Колечка. Очень легко. Это на добро много сил требуется - на каждое душевное усилие по совершенью добра. Чтобы радость кругом цвела и души пребывали в покое, чтоб росли они, а не чахли... да ты сама знаешь. А зло позволишь себе - и как снежный ком оно вслед за тобой покатится, вовлекая в этот темный круг всех, кто рядом с тобой.

- И ты... ты намекаешь, что бабушка... - Сеня недоговорила, боясь до конца додумать эту страшную мысль.

- Нет, милая, этого ты не бойся! Тут я не виноват! Жизнь и смерть человеческая - в руках Божьих, и кроме Отца Небесного никто над вами не властен. Ни темные, ни светлые силы... И в событиях этих не ищи со смертью бабушки твоей никакой связи. Даже мысли не допускай!

- Ох, слава Богу! А то я уж... - Сеня всхлипнула и уткнулась в подушку.

Проша ей не мешал - ждал, пока всласть наплачется. Он только тенью витал над нею, вновь приняв образ духа бесплотного. А когда она чуть успокоилась, опять уселся подле нее, пушистый и теплый, - совсем домашний. Как тому и положено быть!

- Давай-ка спать, утро вечера мудренее, - проскрипел Проша, гладя девочку по головке.

- Прош, а ты не исчезнешь опять? - с испугом спросила Сеня.

- Нет, обещаю. Хотя... - Проша вздохнул тяжело. - Хотя жить мне в доме твоем до поры не можно никак - с души воротит!

- Прош, ну зачем ты так? Почему?

- Ну, сама подумай, после всего, что мы с Тараской тут учинили, лежит у меня душа к дому этому? Никак не лежит! Нет, не жилец я ваш больше. По крайности до тех пор, покуда зло содеянное не исправлю и порядок в жизни своей и Тараски прогнатого снова не наведу. Меня ведь из чистых разжаловали, Колечка! Недолго в чистых пришлось пребывать!

- Так ты теперь снова нечистик? - улыбнувшись, сквозь слезы шепнула Сеня.

- Нет привыкать стать! - утешил её домовой. - Я тут приглядел временное жилище одно... в пустом доме. Вроде, на снос его предполагают. Там, среди мусора и обретаюсь. Но ты не боись - я буду тебя навещать, держать в курсе событий. Только ты без моего напутствия - ни шагу! Очень нехороший узел вкруг твоей семьи опять завязался. Опять, выходит, я людям вместо радости вред несу. Ну, да мы это исправим, ты не тушуйся. Лады?

И, не успела Сеня ответить, как сдунуло её друга - лишь занавеска качнулась возле раскрытой форточки. Только она его и видела!

Глава 6

ПАТРИАРШИЙ ПРУД

Однако, особой мудрости утро Сене не принесло. Ни наступившее, ни те, что своей чередой последовали за ним. Мир расплывался и тлел догоравшим костром - перед глазами стоял образ бабушки Дины. Сеня все вспоминала, какой та была в свой последний приезд на дачу: оживленной, смешливой, заботливой... и плакала, когда в памяти оживал её голос, излюбленные словечки, шутливые интонации... А тут ещё хмурый Костик, слонявшийся по дому длинной угрюмой тенью, Проша, его рассказ, стук форточки, в которую вылетел выгнанный из дому домовой, чья-то разнесчастная семья, в которой он водворился... Мамины потускневшие глаза, сгорбленная спина отца, его севший убитый голос... бабушка Инна, которая опять раскомандовалась и, что ни день, кричала на деда Шуру...

Дни после похорон бабушки растекались в потоках слез и дождя. Бабье лето кончилось и установилась гнилая осенняя хмарь: что ни день - то сырость и морось. Мама Леля страшно переживала за папу: он стал на себя не похож - побледнел, осунулся, не ел почти ничего... Одно хорошо, что он дома: в институте, где папа на службе числился, всех сотрудников распустили в бессрочный отпуск - денег, чтоб зарплату платить, на счету не было. А с другой стороны, если б папа на работу ходил, ему стало бы легче переключился бы на дела всякие и о горе своем меньше думал...

Сеня пошла в школу, там все было по-прежнему: уроки, скука, глупые стычки с девчонками. Не интересно было ей с ними: вечные разговоры о тряпках, да о мальчишках. А чего о них говорить - и говорить-то нечего! Так, один звук пустой...