– А второе, что ему надлежит сделать, – сказал я, – если он – как я это понимаю, да и вы, мистер Тарлтон, верно, тоже – имеет право называться мужчиной, ему надлежит привести эту девушку к вам или к какому другому миссионеру и сказать: «Мой брак с ней был заключен не как должно, но она, черт побери, очень мне дорога, и теперь я хочу, чтобы все было сделано по закону». Так что, валяйте, мистер Тарлтон. И, мне думается, будет лучше, если вы совершите эту церемонию на туземном языке: тогда она доставит больше удовольствия моей хозяюшке. – Так сказал я, сразу назвав Юму так, как подобает мужчине называть свою жену.
В свидетели мы взяли двух гребцов с вельбота, и миссионер окрутил нас тут же у меня на дому, причем прочел изрядное количество разных молитв – хотя, может быть, и не так много, как читают другие, – а потом пожал нам обоим руки.
– Мистер Уилтшир, – сказал он, окончив писать брачное свидетельство и выпроводив гребцов, – я должен поблагодарить вас за огромную радость, которую вы мне доставили. Не часто доводилось мне совершать брачный обряд с таким приятным душевным волнением.
Это было здорово сказано, что уж тут говорить. А он продолжал разливаться еще и еще, и я готов был слушать, все, что у него имелось, про запас, потому что мне это было как мед. Но Юма во время всей нашей брачной церемонии была чем-то обеспокоена и прервала пастора.
– На твоей рука ушиб. Почему? – спросила она меня.
– Пожалуй, лучше всего ответит тебе на этот вопрос башка твоего Кейза, старуха, – сказал я.
Она прямо-таки подпрыгнула и завизжала от радости.
– Похоже, эту даму вам не очень-то удалось обратить в христианскую веру, – сказал я мистеру Тарлтону.
– Нет, она была у нас не на плохом счету, когда жила в Фале-Алии, – отвечал он. – И если Юма имеет на кого-то зуб, вероятно, у нее есть на то серьезные причины.
– Вот теперь мы и добрались до одолжения номер два, – сказал я. – Сейчас мы вам кое-что расскажем и поглядим, не сможете ли вы пролить на это свет.
– Это будет длинная история? – спросил он.
– Да! – вскричал я. – Это довольно-таки длинная история.
– Что ж, все то время, которым я располагаю, будет отдано вам, – сказал он, глянув на часы. – Но я скажу вам честно, что с пяти часов утра у меня еще не было ни крошки во рту, и, если вы меня не накормите, раньше восьми часов вечера мне негде будет утолить голод.
– Так, ей-богу же, мы сейчас соорудим вам обед! – воскликнул я.
Тут я, конечно, дал маху. Надо же мне было побожиться, когда все шло как по маслу! Однако миссионер сделал вид, что смотрит в окно, и поблагодарил нас. А затем мы сварганили ему на скорую руку ужин. Для приличия я должен был позволить моей хозяюшке помочь мне в этом деле и поэтому поручил ей заварить чай. Признаться, я такого чая отродясь не пивал. Но и это еще не все, потому как она вдруг притащила солонку – верно, хотела похвалиться своим знанием европейских обычаев – и превратила мою стряпню в рассол. Словом, получилось черт те что, а не ужин, но мистер Тарлтон был вознагражден в ином роде, так как все время, пока мы стряпали, и потом, когда он делал вид, что ест эту нашу стряпню, я просвещал его насчет Кейза и того, что творится в Фалезе, а он задавал вопросы, из которых явствовало, как внимательно он меня слушает.