Странная любовь доктора Арнесона

– Ну ещё бы! Для того, чтобы мне захотелось писать портрет незнакомой женщины, она обязана меня удивить.

Он отступил к стене и отдёрнул занавеску из мешковины.

– Вот, если хотите посмотреть. Я не стал его продавать, хотя, надо сказать, деньги предлагали приличные.

Каннингем взглянул на портрет рыжеволосой девушки с красной ленточкой на лбу, написанный в той же странной переливчатой манере, что и другие картины. Раньше он видел только фотографию в следственном деле и недоумевал, что такого находили мужчины в Каролине Крейн. Не только не красавица, но без всяких признаков грации и миловидности – мужеподобная кобыла. Но на портрете она смотрелась иначе. В ней безусловно было что-то притягательное – какое-то грубое обаяние древней фрески из Британского музея, смутные воспоминания о которых навевала картина Блэкберна. И этот взгляд! Близко посаженные глаза, проницательные, бросающие вызов.

– Что скажете, инспектор? – Блэкберн кивнул в сторону своей работы. – Только не говорите, что это просто шлюха.

– Согласен, она не так проста, – задумчиво ответил Каннингем. – Как вы с ней познакомились?

– Снял её в баре в Сохо. Вначале собирался просто развлечься, но потом планы поменялись. Я в первый же вечер начал писать её портрет. Только мне не удалось закончить его так быстро, как хотелось. Каролина не слишком часто ко мне приходила. Видно, была занята с клиентами.

– Не часто – это как? Раз в неделю, в две недели?

– Пожалуй, за месяц раза три. Я обычно не неволю своих натурщиков – это плохо отражается на картинах.

– Она приходила в какие-то определённые дни? Скажем, по вторникам?

– Нет, не думаю. Я бы запомнил. Но часы сеансов были примерно одни и те же – с полуночи до трёх.

– Мисс Крейн оставалась у вас ночевать?

– Нет, она всегда уходила от меня до рассвета.

– Вы не замечали никаких странностей в её поведении?

– Что вы имеете в виду, инспектор?

– Не было ли у неё необычных сексуальных фантазий? Скажем, с детскими игрушками?

Блэкберн пожал плечами и снова рассмеялся.

– С чего вы взяли, инспектор? А, понимаю – услышали от кого-нибудь из её клиентов. Наверное, она просто угождала им. Со мной у неё ничего подобного не бывало.

– А играть в сеанс психоанализа она с вами не пыталась?

– Не думаю, что меня бы это возбудило. Нет, у нас было всё как у людей – мы немножко развлекались, а потом она садилась позировать для портрета. За это я ей, конечно, доплачивал.

«Чёрт подери, никаких зацепок, – уныло подумал Каннингем, выходя из квартиры Блэкберна. – Ясно, что у неё был личный зуб на доктора, но почему?»

Попытки навести справки о родственниках Арнесона в Норвегии не дали никаких результатов. Среди них не обнаружилось ни одной женщины, похожей на Каролину Крейн и проживавшей за границей последние годы. Установить, что связывало мисс Крейн и доктора Арнесона, представлялось невозможным.

Инспектор вышел из подъезда на залитую солнцем улочку богемного квартала. У кирпичной стены топтались и курлыкали голуби. Дневной свет резал инспектору глаза – верный признак надвигающейся мигрени. Каннингем потёр брови ладонью и пониже опустил поля шляпы.

Дневной свет! Именно с дневным светом была связана какая-то нестыковка. Инспектор зажмурился, пытаясь вспомнить. Солнечный свет в студии… Для того, чтобы писать картины, нужно хорошее освещение. Но Каролина Крейн позировала только по ночам.

В воображении Каннингема живо возник портрет. Ну конечно, он был написан при свете газового рожка. Потому он и выделялся среди других картин – освещение было не то.

«Кому может понадобиться писать картину ночью? – удивлённо подумал Каннингем. – Ведь можно было пригласить её позировать при дневном свете?»

Он развернулся. Через пять минут он уже давил на кнопку электрического звонка на двери Блэкберна.

– Только один вопрос, мистер Блэкберн, – выдохнул он, когда художник снова открыл ему. – Вы предлагали мисс Крейн позировать вам днём?

– Предлагал, конечно, – тут же откликнулся Блэкберн. – Но она наотрез отказалась. А почему это вас так интересует?

– Пока не знаю, – честно ответил инспектор. – Спасибо.

Что всё это могло значить? Разумеется, Каннингем ни на секунду не мог поверить в разговоры о сверхъестественном, которые вёл подозреваемый. Но с этой мисс Крейн было явно что-то не так. Она напускала на себя слишком большую таинственность – гораздо больше, чем нужно для привлечения даже самого глупого романтического молокососа, а ведь ни Арнесон, ни Блэкберн к их числу не относились. Возможно, она была замешана в чём-то крайне неприглядном, и тогда её исчезновение могло быть связано с деятельностью преступных шаек. Но если она занималась какими-то подпольными промыслами, то почему позволила Арнесону втянуть себя в эту необычайную переписку? И что ей было нужно от Арнесона?

Каннингем надеялся, что получит ответы хотя бы на некоторые вопросы, когда разыщет кого-нибудь из её бывших клиентов.

18. Сигмунд Арнесон – Каролине Крейн, 1 сентября 1923

Дорогая Каролина,