Странная любовь доктора Арнесона

4. Два провала и один кошмар

Шёл восьмой час вечера. Морис Каннингем лежал на кровати в своей квартире-студии в Южном Кенсингтоне. На лбу у него было смоченное водой полотенце. У него вновь разыгралась мигрень.

Перед глазами плавали радужные пятна. Инспектор зажмурился. Более неудачный день трудно было себе представить. Сегодня он побывал у двоих подозреваемых – Роджера Мэннинга и Люка Рипли. Оба оказались выходцами из солидных семей; Мэннинг подумывал о том, чтобы принять приглашение преподавать в Кембридже, Рипли работал в банке. Мэннинг был помолвлен, Рипли – женат уже третий год. И тот, и другой знали Каролину Крейн лишь по новостным колонкам в прессе. Оба слегка изумились, услышав настоятельную просьбу инспектора протереть лицо носовым платком и расстегнуть рубашку, но выполнили её без заминки. Ни тот, ни другой не был загримированной женщиной.

Оставался Уильям Картрайт, и хотя Каннингем знал, где и когда его можно застать, он многое бы дал за то, чтобы избежать этой поездки. Уильям, он же Билли Картрайт, был певцом в кабаре «Летучая кошка» на Стрэнде, о котором ходили самые гадостные слухи. Инспектору полиции не следовало туда заявляться официально без сопровождения по меньшей мере четырёх констеблей. Но, во-первых, Каннингем не хотел распространяться о своей инициативе в Скотланд-Ярде, во-вторых, визит в такой манере испортил бы всё дело.

Каннингем встал, проглотил ещё таблетку аспирина и запил содовой, чтобы быстрее подействовала. Затем сбросил халат, подошёл к шкафу и окинул взглядом свой гардероб.

Для подобных случаев у него имелся полосатый костюм с серебристой искрой. Правда, в последние годы костюм сделался ему тесноват, но он полагал, что так даже убедительнее.

Каннингем выбрал из стопки рубашек ярко-розовую. Затем отправился в ванную.

Кривясь от боли в виске, он побрился и вылил на волосы полфлакона липкой жидкости, ядовито благоухающей сиренью. Флакон ему подарила кузина, и рука не поднималась его выбросить. Теперь содержимое пригодилось. После того, как инспектор немилосердно прошёлся зубьями расчёски по клейкой массе, в которую превратились его прежде волнистые волосы, узнать его стало весьма трудно. Молясь, чтобы его не вырвало от запаха сирени, он нанёс завершающий штрих – припудрил лицо вдвое плотнее, чем это необходимо после бритья⁵.

Вернувшись в комнату, Каннингем надел розовую рубашку и лиловый галстук-бабочку, влез в полосатый костюм и зашнуровал лакированные туфли. Затем нахлобучил на голову свой котелок и вышел из квартиры. Его целью была ближайшая стоянка такси. Ехать в такое место и в таком виде на подземке было бы по меньшей мере странно.

На Стрэнд по долгу службы он заглядывал не раз, но в «Летучей кошке» ему бывать ещё не приходилось. Говорили, будто её содержит русская эмигрантка, чуть ли не графиня. К последней части слуха Каннингем относился скептически: решительно все русские эмигрантки объявляли себя графинями, особенно те, что устраивались на работу в ночных заведениях Стрэнда.

Выйдя из такси, инспектор купил у разносчицы букет белых хризантем, отщипнул один цветок и вдел в петлицу. Вооружённый таким образом с головы до ног, он вступил под сень «Летучей кошки».

Стоимость входного билета заставила его присвистнуть, но интересы следствия были превыше всего. Развернув афишку, он убедился, что Билли Картрайт выступает в первом отделении. До начала представления оставалось ещё минут сорок. Превозмогая головную боль, Каннингем стал протискиваться мимо посетителей туда, где, по его представлениям, должны были располагаться гримёрные.

В программе Картрайт значился под сценическим псевдонимом – Фанни Кок. О псевдониме инспектору сообщили осведомлённые джентльмены ещё вчера. Не здесь ли кроется разгадка? Интересно, в какой гримёрке его (её?) следует искать – в мужской или в женской?

Курившая на лестничной площадке девица в чёрном нижнем белье проводила его любопытным взглядом.

– Эй, красавчик, кому букет несёшь? Не мне, случайно?

– Не думаю, – сухо отозвался инспектор и толкнул дверь мужской гримёрной. Он желал проверить свои предположения.

Четыре неотличимых друг от друга чечёточника, одновременно мазавших головы бриллиантином, обернулись на звук открывшейся двери. Крайний слева блеснул золотым зубом:

– Приятель, ты не ошибся адресом?

– Нет, если тут есть Фанни Кок, – инспектор всем своим видом изобразил двусмысленность. Танцор фыркнул.

– Промашечку дал, старик. Фанни в женской гримёрной.

«Ага!» – подумал инспектор, моментально почувствовав себя лучше. Чечёточники сально захихикали. Инспектор попятился и аккуратно закрыл за собой дверь. Затем постучал в соседнюю.

– Алло! – откликнулся звонкий кокетливый женский голос. – Кто там?

– Странствующий рыцарь, – импозантно объявил Каннингем и повернул ручку.

Эта гримёрная была населена куда как гуще. Инспектор мгновенно очутился в сутолоке полуодетых девиц, щекотавших ему лицо страусовыми перьями в причёсках и душно пахнущих рисовой пудрой. Спасая букет от посягательств, он спрятал его за спину.