Странная любовь доктора Арнесона

Голос был ему незнаком, но начальственные нотки улавливались с ходу. Оказалось, звонил инспектор подразделения¹. Официальным тоном Каннингему сообщили, что допросы Сигмунда Арнесона приказано приостановить за недостатком улик и дальнейшее пребывание его в Кэннон-Роу может вызвать нежелательные последствия. Сам удивившись собственной дерзости, Каннингем поинтересовался – как, неужели на иностранцев уже распространяется акт Habeas corpus?² Сколько ему известно, доктор Арнесон, хотя и проживает в Лондоне несколько лет, но заявления о натурализации не подавал. Разумеется, ответила ему трубка, но в Скотланд-Ярд недавно позвонили из министерства иностранных дел. В Норвегии крайне недовольны ситуацией, сложившейся вокруг учёного с международной известностью, назревает дипломатический скандал, который необходимо погасить в зародыше. Поэтому сегодня Сигмунд Арнесон будет выпущен под подписку о невыезде. Дело Каролины Крейн, однако, не закрывается; от него ждут надлежащих усилий по дальнейшему расследованию.

– Приказ понят, сэр, – коротко ответил Каннингем и повесил трубку. Хочешь не хочешь, а приходилось заняться исландскими сагами.

Он оттягивал этот момент до последнего. В его глазах необходимость сличать два издания средневековой сказки про то, как тысячу лет назад поссорились два хозяина каких-то хуторов, означала полную капитуляцию, расписку в собственной беспомощности. Но ничего другого ему больше не оставалось.

Вынув из портфеля обе книги, Каннингем устроился в кресле, раскрыл их и принялся искать то самое место.

Он нашёл его гораздо быстрее, чем ожидал. В издании, полученном от Роу, лакуна была на месте, где Ньяль готовился выплатить Флоси компенсацию за убийства его родича. Дальнейший текст не оставлял сомнений, что попытка разрешения конфликта не удалась. Этот Флоси, отличавшийся, по-видимому, склочным характером, преднамеренно оскорбил Ньяля во время получения выплаты, спровоцировав ответный поток оскорблений со стороны его сына. Оскорбления были столь замысловаты, что их невозможно было обойти вниманием.

А ты, говорят, зазноба тролля со Свиной Горы, и каждую девятую ночь он превращает тебя в женщину.³

Сознание Каннингема зацепилось за эту фразу. Он перечёл ещё и ещё.

«Каждую девятую ночь он превращает тебя в женщину»… Неужели?

Инспектор лихорадочно развязал папку и пробежал глазами даты писем. Так и есть – все письма от Каролины Крейн были написаны с интервалами в девять дней.

Значит ли это, что все остальные дни Каролина Крейн не была Каролиной Крейн – возможно, не была женщиной? Но как это возможно?

Она не могла быть гермафродитом, как злосчастный Фрэнсис Финнеган. Она фотографировалась голой, и на снимке было прекрасно видно, что она женщина на все сто процентов. Она словно нарочно позаботилась принять такую позу, чтобы все могли в этом удостовериться.

Но что же она делала девять дней и восемь ночей в промежутке? Может быть, она разгуливала по Лондону переодетая мужчиной, и все знали её под другим именем? Как же в таком случае ей удавалось избегать встречи с их общими знакомыми, знавшими её именно в качестве Каролины Крейн? И как она раздобыла столько сведений об Арнесоне?

Что-то тут не сходилось. Инспектор захлопнул книгу и крепко задумался.

Правдоподобный ответ мог быть только один. Каролина притворялась одним из пациентов Арнесона. Она посещала его приёмы в мужской одежде, искусно гримируясь. При её крупных чертах лица это не составило бы большого труда. Если она и вправду актриса по профессии, она могла успешно морочить голову доктору в течение многих месяцев.

– Чёрт подери, – хрипло сказал инспектор сам себе. Эта возможность объясняла всё. Посещая дом Арнесона под видом пациента, мисс Крейн запомнила расположение комнат и мебели, чтобы затем втихомолку наведываться туда, выкрадывать личные вещи доктора, читать его дневники и выпытывать тайны его жизни у Стивена Роу. Она ли втянула молодого ассистента в заговор, или, напротив, он застукал её за тёмными делишками, принялся шантажировать и склонил к сожительству? На данный момент это было неважно. Главное, эта версия проясняла, почему она столь настойчиво отказывалась увидеться с доктором – он бы моментально узнал её и разоблачил. (Скорее всего, этим дело и кончилось). По той же причине она всегда пользовалась пишущей машинкой и надписывала адрес печатными буквами. Арнесон, видимо, знал её почерк – вернее, почерк того, за кого она себя выдавала.

А что, если Каролина Крейн не только превосходная актриса, но и владеет техникой гипноза? В таком случае она могла выведать у ничего не подозревающего Арнесона всё, что угодно; он полагал, будто проводит с ней сеанс психоанализа, тогда как на самом деле им безжалостно манипулировали. Каннингем содрогнулся. Что за чудовище эта женщина, и чего она хотела от доктора?