Британский биолог Робин Уайсс предложил свою версию{26}
, задавшись вопросом: почему у человека такие густые и жесткие волосы на лобке? Уайсс утверждает, что осмотрел горилл и шимпанзе в зоопарке и убедился, что у них, как и у прочих обезьян, лобковая шерсть более редкая, короткая и тонкая, чем на других частях тела. Возможно, человек выделяется такой густой растительностью на лобке именно потому, что остальное тело у нас волос лишено. Эта особенность развилась у людей для визуальной и запаховой сексуальной сигнализации — привлекать взгляды и носы сексуальных партнеров. Когда? Уже после того, как большей части шерсти наши предки лишились. И лишь когда волосы на лобке стали толстыми и густыми, как у гориллы, там смогла уютно себя чувствовать лобковая вошь. Так Робин Уайсс доказывает, что люди стали голыми более 3 млн лет назад. Осталось проверить, правду ли молвил ученый про обезьян. Определение густоты и толщины волос в зоопарке на глаз — не слишком надежное свидетельство.Глава 7. Как дети
и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное.
В настоящем мужчине запрятан ребенок, который хочет играть.
Вернемся в конец XIX века. В то время среди биологов был популярен сформулированный Эрнстом Геккелем биогенетический закон. Помните? «Онтогенез — краткое повторение филогенеза», любой организм в своем развитии как бы повторяет (рекапитулирует) процесс эволюции его предков. Однако уже тогда ученые столкнулись с явлениями, которые с помощью теории рекапитуляции объяснить затруднительно. Например, специалистов поразил попавший в Европу в 60-е годы XIX века аксолотль — личинка амбистомы, способная размножаться, не превращаясь во взрослую форму. Где же тут повторение эволюции? Налицо обратный процесс — укорочение развития, когда взрослая стадия как бы выпадает, а половое созревание смещается назад (по Геккелю, получается, на предковую стадию). Изучавший аксолотля Юлиус Кольманн в 1884 году ввел для такого явления специальный термин — неотения (
Разумеется, случай аксолотля — не единственный. Другой поразительный пример — мы сами! Как только европейские ученые стали изучать человекообразных обезьян, они с удивлением заметили, что обезьяний детеныш очень напоминает человека. Еще в 1836 году выдающийся французский зоолог Этьенн Жоффруа Сент-Илер, наблюдая в Париже детеныша орангутана, а затем изучая скелеты обезьян, удивился двум вещам. С одной стороны, маленький оранг строением сильно отличался от взрослой обезьяны — «сильнее, чем волк от медведя»{2}
. С другой стороны, в нем обращало на себя внимание бесспорное сходство с человеком. Ученый отметил общие черты не только в строении черепа, но и в поведении детеныша. Но по мере взросления череп обезьяны становился более массивным, челюсти увеличивались относительно мозгового отдела, а у человека рост мозга продолжался, и строение в целом сохраняло «детские» черты. Получается, что мы — недоразвитые детеныши обезьяны? Если следовать логике биогенетического закона, это означало бы, что не человек произошел от обезьяны, а наоборот, обезьяна — наш потомок. В дальнейшем неотенические черты человека привлекали внимание и других ученых, считавших их, однако, некими исключениями, не затеняющими общую прогрессивность человеческого организма — «венца природы». Впрочем, некоторые авторы рассматривали неотению как значимый фактор в эволюции человека — Юлиус Кольманн даже выдвинул оригинальную теорию происхождения человека от неких древних пигмеев, в свою очередь потомков неотеничных обезьян{3}.Подробно идею «человека-личинки» развил в серии статей голландский анатом Луис Больк, автор теории фетализации (