Фаститокалон вернулся на основной материальный план, снова став полностью видимым, – и на этот раз не забыл держать глаза закрытыми, пока не прошел эффект обратной связи. Грета теребила его за руку и что-то говорила: он постепенно подключал обратно все свои чувства.
– …Меня пугаешь, – говорила она. – Приходи в себя, Фасс, не устраивай мне такое сейчас.
Фаститокалон глубоко вздохнул – его легким стало холодно и больно – и открыл глаза, оранжевый свет потух. Он обнаружил, что Грета смотрит на него одновременно встревоженно и раздосадованно.
– Сюда, – сказал он. – Мы не сможем идти точно по следу, но я его снова нашел: след стал четким. Извини. – У них под ногами чугунный люк скрывал тихий плеск и звон воды: ливневая канализация. – Оно ушло под землю, – пояснил Фаститокалон, ковырнув носком ботинка чугунную крышку. – В туннели. Вот где они прячутся. Вот где они прятались все это время.
Забыв обо всем, что собиралась сказать относительно того, как он до жути перепугал ее своими фокусами с периодическим исчезновением, Грета округлившимися глазами уставилась сначала на чугунный диск, а потом на Фаститокалона.
– В канализации?
– В темных переходах под городом, – подтвердил он, плотнее кутаясь в пальто Ратвена. – В канализации, в туннелях – в подземных коммуникациях. Пошли: погода лучше не становится, а я уже нашел его след. Посмотрим, где оно побывало.
Спустя два часа продрогшая, промокшая и ужасно злая Грета стояла на углу Сент-Панкрас-вей и Кэмден-роуд, переминаясь с ноги на ногу и шевеля пальцами ног в попытке вернуть им чувствительность. Они шагали без остановки с того момента, как ушли с Крауч-Энд, и хотя двигались не слишком быстро (приходилось время от времени останавливаться, чтобы Фаститокалон снова сориентировался и прибег к тем пугающим методам, которые отказывался комментировать, сказав только: «Это связано с планами бытия»), неприятная, холодная и пасмурная погода сделала это предприятие решительно безрадостным.
Сейчас Фаститокалон ходил небольшими кругами, крепко зажмурившись, что должно было бы привлечь к ним гораздо больше внимания, чем оказалось на самом деле. Даже Грете трудно было толком его разглядеть, а ведь у нее было преимущество: она точно знала, что Фасс здесь. Она решила, что он, скорее всего, передает сигнал «не замечайте меня», или окружил себя полем ощущения «это не моя проблема», или делает еще что-то в том же духе. Не то чтобы она имела хотя бы малейшее представление, как он это делает, не то чтобы на вопрос «как» можно было ответить, не то чтобы она была в курсе, какие еще неизвестные ей магические способности он имеет, но…
– О! – произнес Фаститокалон. Обернувшись, она увидела, что выглядит он очень больным. Глаза снова вернули себе то оранжевое свечение, но на этот раз оно показалось ей не таким заметным… А может, она просто начала к нему привыкать. – Там – больше одного.
– Оно повстречалось с друзьями?
– Не думаю, – ответил Фаститокалон. Оранжевый был единственным цветным пятном у него на лице. – Нет, скорее, они его там догнали. Там… – Он махнул руками в раздраженном жесте человека, пытающегося объяснить сложный момент на языке, которым плохо владеет. – Там у подписи нюансы. Я ощущаю по крайней мере еще троих, помимо нашего парня, и у них у всех мерзкий синюшно-голубой цвет и отвратительный запах, но… наш блекнет, а потом проявляется уже другим. Затухающим. Это… по-моему, они его нашли, куда-то уносили, а потом вернули обратно изменившимся. Оно очень близко.
Грета невольно содрогнулась, чувствуя, как у нее на руках волоски встают дыбом.
– Оно близко
– Нет, – сказал Фасс. – Оно было внизу… но сейчас оно на поверхности, готов поклясться, – и очень близко. Нам сюда.
Он снова зашагал в западном направлении по Кэмден-роуд – Грета заметила, что его тоже бьет дрожь. И решила, что с нее хватит. Надо возвращаться к Ратвену, как разумным существам. Им надо сойти с того невидимого следа, который, по словам Фаститокалона, он не то чтобы видит, а чувствует, особенно если тот монах рядом. Что, если у него есть еще один такой ножик и на этот раз он решит наделать дырок в Фассе? С нее хватило реакции Варни, чтобы не сомневаться: ему от этого станет реально плохо, и…
Грета со вздохом повернулась и поспешила за Фаститокалоном. «Ну и ладно, ну и хорошо, – подумала она. – Ну, мне же любопытно». Любопытство никого до добра не доводило, в литературе тому есть масса убедительных свидетельств, но будь все проклято, ей хочется понять, что происходит.
Фаститокалон двигался неожиданно быстро. Она догнала его под железнодорожным мостом – и расстроенно заметила, что он начал сипеть. Это приключение и правда не шло Фассу на пользу, и его нужно было как можно скорее вернуть в тепло – однако одного взгляда на его лицо оказалось достаточно, чтобы понять: спорить с ним сейчас бесполезно.