Странная практика

Грета вспомнила, как, будучи студентом-медиком, много-много лет назад, впервые поняла разницу между работой в больнице – в отделении, где распоряжается старший врач, в рамках правил, руководств и структур, и самостоятельной работой врача общей практики. В частной практике не было скучных производственных совещаний, конфликтных сотрудников, бюрократической ерунды, которую необходимо было разгребать, чтобы выполнять работу… но не было и указаний и поддержки старших. Некого было просить о помощи, совете, консультации.

Она спросила отца, как он выдерживает всю ответственность: «Как ты это выносишь, откуда знаешь, что не ошибешься, когда некому помочь?» – а он негромко рассмеялся.

«Не знаю, – сказал он тогда. – Я не уверен в этом полностью. Но поручусь, что знаю, как надо работать. Я доверяю своим навыкам и опыту: они помогают мне принимать правильные решения. В конечном счете тебе надо уметь доверять себе, а уже потом требовать, чтобы твои пациенты тебе доверились. Если ты на это не способна, не выбирай карьеру врача».

Грета вздрогнула. «Но я себе не доверяю… пока. Не полностью».

«Ты к этому придешь, Греточка. Уверенность приходит с практикой и подкрепляется знаниями. У тебя для этого мозги правильно устроены, да и… – тут он серьезно постучал пальцем по ее груди, – сердце у тебя правильное».

Вернувшись к настоящему, она вытерла лицо и наконец выпрямилась. «А вот желудок у меня устроен неправильно, – подумала она. – Но, кроме меня, тут никого нет, и мне надо справиться».

Она расправила плечи, вздохнула – и двинулась обратно.

То существо за колонной не слишком радовало взор… и обоняние… даже со второго захода. Но теперь Грета знала, чего ожидать, и смогла смотреть на все глазами врача, так что ужас был оценен и зарегистрирован сознанием с клинической точки зрения.

Оно… он… был обнажен и покрыт мокнущими ожогами и шрамами от более давних повреждений, а по спине шли вздувшиеся полосы, похожие на следы кнута. Когда она видела этого индивидуума в прошлый раз, он был одет, как монах-бенедиктинец, в грубую коричневую шерсть, – и она мельком изумилась, куда делась его сутана: в такую холодную и мокрую погоду вряд ли он снял бы всю одежду добровольно.

Значит, кто-то… раздел его догола, бичевал до крови и… что?.. принес его сюда? В церковь? Или он сам сюда приполз в поисках убежища? Фасс сказал, что, судя по следам, он вышел из туннелей на поверхность, а потом добрался сюда.

Ее инстинкты врача напомнили, что, пока она пытается вообразить возможный ход дел, он теряет все больше жидкости… Господи, эти ожоги покрывают около восемнадцати процентов всей поверхности тела… и неизвестно сколько крови сочится из ран на спине, так что ей нужно что-то побыстрее с этим делать. Несмотря на вонь и то, что его искалеченные, слезящиеся глаза испускали ярко-голубой свет, Грета направилась к нему, разведя руки с раскрытыми ладонями: «от меня угрозы нет». Она не была уверена в том, что он ее видит, но, когда он сжался и попытался отодвинуться подальше, она решила, что он как минимум может определить движение. Ужасный скулеж повторился.

– Я не сделаю вам больно, – сказала она и солгала: вытаскивая его отсюда, она наверняка причинит ему очень сильную боль. – Я врач. Я хочу помочь. Вы меня понимаете?

– Нечистый, – прохрипел обожженный.

«Тут не поспоришь», – подумала она и с трудом сглотнула, борясь с новым приступом тошноты.

– Как вас зовут?

– Проклятый, – сказал он. – Отлученный.

Ему трудно было произносить слова, он говорил хрипло и невнятно – однако упрямо выговаривал слог за слогом.

Грета определила, что под всеми этими ранами и шрамами ему не больше двадцати пяти, и снова попыталась понять, кем надо быть, чтобы нанести кому-то такие травмы, а потом бросить одного, голым, истекающим кровью. Она мало что знала про отлучение, но не сомневалась в том, что его душа только выиграла от разрыва с такой группой. Тем не менее она решила изменить подход.

– Как вас звали до знакомства с ними?

Он хотя бы перестал пытаться отползти подальше, а еще через пару мгновений с хриплым стоном попытался развернуться из того клубка, в какой сжимался.

– Не знаю… – ответил он. – Холодно. Свет ушел. Божественный свет. Танцевал… и тот звук… тот ЗВУК! – Он замолчал и тряхнул головой, молча отрицая нечто, слышное ему одному. На пол полетели капли жидкости. – У меня в голове постоянно гудит. Голос… голос…

«Чей голос?» – мысленно спросила Грета, качая головой.

– Ничего страшного. Не будем пока об этом, – сказала она. – Надо вас отсюда забрать. Погодите минуту.

Прежде всего его следовало согреть. Она осмотрелась. Позади него висели какие-то пыльные бархатные драпировки. Грета решительно дернула за одну из них – и та рассталась с карнизом и упала тяжелыми складками, подняв тучу удушающей пыли. «Не идеально, но лучше, чем ничего, – подумала она. – Извини, архангел Михаил. Надеюсь на твое понимание». Взяв бархат, она встала на колени рядом с пациентом.