Когда главный прислужник сущности обнаружил, что отлученный все еще жив, что лекарка чудовищ, которую отверженный не сумел убить, доставила то, что осталось от их изгнанного брата, в безопасное место, он пришел в ярость, пылал ненавистью, сверкал сладчайшей решимостью исправить эту ошибку.
То, что эта женщина должна умереть, было понятно с самого начала: она оказалась до странности нужной чудовищам, так что ее убийство распространит среди городских немертвых волну не только страха, но и отчаяния, и сущность очень на это рассчитывала. Молодой человек, укравший книги, был гораздо менее важен, так что казалось достаточным его просто напугать.
Питательный, пьянящий гнев главного прислужника, вызванный провалом первой попытки избавиться от той женщины, немного отвлек сущность от ее голода – но ненадолго. Теперь она тянется к разуму прислужника – к алому сумбуру глубокой и пылкой веры, который представляется сущности прекрасным, – и легонько его подталкивает. Ждать приходится недолго: вскоре мужчина уже оказывается в ее зале – в комнате странного талисмана, который стал ее обиталищем, – и падает на колени в слепящем свете. В подобной домотканой сутане с капюшоном он мог бы стоять на коленях перед самыми разными алтарями прошедших столетий. Этот зал – такое же святилище, как и любой собор из камней, золота и ярких витражей.
«Подойди ближе, – произносит сущность у него в голове. Покрытое рубцами лицо и пустые неослепленные глаза прислужника устремлены на нее, полны благоговения. – У меня есть дело для тебя».
– Да, Господь мой, – откликается он шепотом, еле слышным на фоне бесконечного гула, – я больше Тебя не подведу.
«Знаю. – Голос звучит мягко. – Я сделал тебя служителем Бога, мстителем, карающим заслуживших Мой гнев. Твоя душа чиста, на твоих устах имена Бога, в руке твоей – разящий огромный и крепкий меч».
Говорить оборотами и ритмами, которых ожидают инструменты, всегда было легко. У сущности талант к языкам, так что играть роль очень специфического Бога этих людей оказалось совсем нетрудно. За тысячелетия она побывала многими богами. Множеством.
Прислужник низко перед ней склоняется. На залитом голубым светом лице блестят слезы.
– Да, Господи. Благодарю тебя, Господи. Каков будет Твой приказ?
В его голосе звучит такая радость!
«Пусть они сгорят в огне, – говорит голос внутри света. – Разожги огонь, и пусть в этом пламени сгорят злые, сосущие кровь, и их слуги, вор и шлюха Дьявола, и демон, и отлученный. Пусть их всех пожрет огонь. Нет ни тьмы, ни тени смертной, где могли бы спрятаться творящие беззаконие».
Он горячо кивает.
– А пожар не распространится, Господи?
«Пусть распространяется. – Сущность позволяет легкому удовольствию и веселью проникнуть в свой голос. Ах, как давно она не палила дотла целый город, как давно не питалась настолько хорошо! Все получится даже лучше, чем ожидалось: преданность ее инструментов делу очищения этого мира от зла чудесна и на удивление совпадает с ее собственными целями. – «Я отвернулся от этого града за его злые деяния, а не за добрые, и отдаю его в твои руки», – говорит она словами книги, которую он штудировал всю жизнь. – Ты сотрешь его с лица Земли, сожжешь огнем его башни и все, что в них. Пусть он распространится. Пусть смерть падет на них, и пусть они отправятся прямо в Ад, ибо грех живет в их домах и среди них».
– Когда это надо сделать?
Сущность задумывается.
«Сначала призови братьев от их дел, и пусть они подготовят себя молитвой и медитацией. Когда время настанет, я дам вам новые поручения. – Теперь голос стал еще теплее: искренне довольный, полный предвкушения. – В конце седьмого дня, дня, посвященного Богу. Моя воля непреложна, и вы – все вы – познаете покой».
Глава 11
Когда Грета проснулась, полностью одетая, но без обуви, на тумбочке у кровати обнаружилась прислоненная к стакану воды записка: «Простите за вольность. Р.».
Она села – это движение вызвало серию потрескиваний в позвоночнике – и поморщилась. Если тебя относят в постель, как ребенка, который вовремя не лег спать, это, конечно, предпочтительнее, чем всю ночь оставаться там, где задремала, за обеденным столом, однако от чувства неловкости не избавляет. Но она хотя бы держалась дольше Крансвелла, который отрубился прямо на середине все более невнятного разговора с Фассом насчет того, что входит или не входит в бинарную систему равновесия Небес и Ада.
Шести часов сна было определенно недостаточно, чтобы компенсировать прошедшие несколько дней, но они хотя бы позволили ей чуть лучше соображать и немного отодвинули усталость и тупой неопределенный страх.