Странная практика

– Брату. Брату… Иоанну?

Попытка вспомнить давалась ему тяжело. Грета прикусила язык, прекращая расспросы.

– Ладно. Пока забудьте об этом, – посоветовала она. – Просто отдыхайте, хорошо? Вы здесь в безопасности. Мы вас защитим.

Казалось, он хотел возразить – но замолчал, тяжело дыша. Грета встала и обошла кровать, чтобы добавить ему в капельницу дозу болеутоляющего. Вскоре его лицо расслабилось: лекарство подействовало.

У нее появилась идея насчет того, как помочь ему вспомнить все, что им необходимо узнать, но для этого нужно заручиться содействием сэра Фрэнсиса Варни, а она отнюдь не была уверена в том, что им можно на это рассчитывать. Грета не раз ловила на себе странно-пристальный взгляд Варни: хотелось надеяться, что он не питает вражды к людям, оказывающим бывшему служителю «Меча Святости» медицинскую помощь, объединяя их с самими членами этого ордена. Если верить тому ужасному бульварному романчику, в прошлом Варни без колебаний убивал тех людей, которые ему досаждали, – или как минимум серьезно их травмировал. Говорилось, что в какой-то момент он в приступе ярости случайно прикончил собственного сына, – ей хотелось надеяться, что этот пристальный взгляд не является показателем близкой опасности.

Этот взгляд определенно отличался от того, как на нее смотрели Ратвен и Фаститокалон. Она сама толком не могла определить, как относится к этому.

Грета отмела эти мысли и просто осталась сидеть, наблюдая за своим безымянным пациентом и стараясь избавиться от ощущения, что какие-то невидимые силы все стремительнее выходят из-под контроля.

Она не могла бы сказать, сколько времени прошло, когда Крансвелл похлопал ее по плечу, заставив подскочить на месте.

– Извини, – сказал он. – Мне велено с ним посидеть. Если он очнется, можно задавать ему всякие вопросы?

В отсутствии у Крансвелла всяких внутренних тормозов было нечто успокаивающее.

– Нет, нельзя, – ответила она, вставая со стула. – Ты можешь задать ему несколько вопросов, но на самом деле ему сложно вспомнить что бы то ни было, помимо голубого света и того, что ему больно. Он хотя бы ушел от стадии библейских цитат, но говорит не слишком вразумительно. А еще он что-то упоминал про Челси. Я хочу попросить Варни его загипнотизировать.

– Варни – гипнотизер? Он показался мне просто меланхоликом.

– Десять очков за умное слово, но все вампиры имеют к этому некоторые способности. На самом деле я не знаю, как это действует, – это называют «подчинением», но довольно похоже на гипноз, чтобы быть полезным в сходных ситуациях. Ты, наверное, видел, как это делает Ратвен: зрачки у него начинают ритмично пульсировать, а тот, кто смотрит ему в глаза, становится таким рассеянно-улыбчивым. Ощущение такое, будто у тебя голова заполнена теплыми розовыми облаками.

Она один раз попросила Ратвена проделать это с ней – исключительно из научной любознательности, а потом еще раз, когда ее мучила жуткая мигрень, которая прошла на редкость стремительно. Подчинение, конечно, было охотничьим приемом, однако Грета не сочла нужным напоминать об этом Крансвеллу.

– Короче, – добавила она, – Ратвен это умеет, но далеко не так хорошо, как, по-моему, должно получаться у Варни, потому что… ты ведь видел его глаза? Они буквально зеркальные. Отлично описаны сочетанием «полированное олово». Хочется надеяться, что он согласится попытаться.

– Почти уверен, что он не откажет, если просить будешь ты.

Грета хмуро на него посмотрела:

– И как это надо понимать?

– Просто как наблюдение, – ответил Крансвелл, поднимая обе руки в жесте примирения. – По-моему, высокий мрачный брюнет на тебя запал, доктор.

Грета воззрилась на него, чувствуя, что у нее горят уши.

– Глупости, – заявила она. – Нет, конечно! Я вообще не в его вкусе: без кружевных ночных сорочек и обмороков. Известно, что ему нравятся дамы, которые прижимают к белоснежной груди простыни и обескровленными губами лепечут «вомпир, вомпир», а во мне нет и капли гламурности. На завтрак что-то найдется?

Крансвелл странно посмотрел на нее.

– У нас остались только тосты и хлопья «Уитабикс». Кому-то придется отправиться за продуктами – и это буду не я.

– Да, ты будешь сидеть здесь и присматривать за нашим другом, и не станешь устраивать ему допрос с пристрастием, если он очнется и сможет связно говорить.

– Ладно, ладно, – проворчал Крансвелл, садясь у кровати. – Умеешь ты испортить… довольно нелепую ситуацию, если задуматься.

– Стараюсь не задумываться. Чуть позже принесу тебе чаю.

Когда она вышла на кухню, Варни сидел там за столом, смотрелся он совершенно неуместно, потому что… ну, Варни везде выглядел бы неуместно, не считая, пожалуй, продуваемой ветром вершины холма или разрушенного замка. Трудно было представить его себе не выглядящим в высшей степени театрально.

А вот волосы у него стали заметно темнее. Ей надо будет еще раз справиться в источниках относительно этого проявления, однако оно всегда расходилось с общим улучшением здоровья.

А Крансвелл – дурень.