– Почему ты думаешь, что он странный? Почему тебе надо обязательно всех судить с вершин своей замечательной идеальной жизни? Ты думала, что я странная, пока не узнала меня. Ты даже не знала Питера. Как ты смеешь, Марта?
– Замечательной идеальной жизни? Ох, ты даже себе не представляешь, Салли. А этот парень? Несмотря на то, что ты познакомила его со мной и еще с парой людей, он никогда не замечал нас на улице. Не отвечал, когда мы здоровались. Никто не верит, что Питер кузен Марка. Кто он, Салли?
Когда я отказалась говорить, кто он, или объяснять, почему кричала, она заявила, что не может мне помочь.
– Если он твой парень и бросил тебя – ну, скатертью дорога. Питер не подходит тебе. У тебя не было секретов до того, как он приехал. Надеюсь, он никогда не вернется.
– Убирайся, Марта, я вообще не просила тебя приходить! – заорала на нее я.
Марта остановилась у двери.
– Знаешь, Салли, я изо всех сил старалась делать тебе поблажки. Я впустила тебя в свой дом и позволила войти в жизнь своих детей. Но трагическое детство и странное воспитание не позволяют тебе быть стервой! – И она вышла, захлопнув за собой дверь.
Я не хотела видеть Марка. Я знала, что он будет зол. Я решила поехать к тете Кристин в Дублин и рассказать ей обо всем. Мне пришлось поехать общественным транспортом. Я сама села на вечерний поезд до Дублина, а тетя Кристин встретила меня на вокзале. Дорогу я перенесла с трудом. Незнакомцы сидели рядом, позади и впереди меня, но я смотрела в окно на расстилающиеся зеленые поля и притворялась глухой.
Я начала рассказывать тете Кристин историю Питера, когда мы еще ехали в машине, но ее, кажется, настолько потрясли эти новости, что она попросила меня подождать до дома. Когда мы уселись за стол с чашками чая, я начала объяснять про Питера.
– О господи, – прошептала она. – Мне кажется, Джин знала.
– Что ты имеешь в виду?
– Она подозревала, что был еще один ребенок. Она всегда говорила, что это какая-то бессмыслица – почему Дениз никогда не отпускала тебя, если в доме в Киллини у вас были разные спальни? Джин говорила, что Дениз настаивала, чтобы всегда спать рядом с тобой, хотя все знали, что там имелась спальня по соседству.
– Что? Но почему этой информации нет нигде в отцовских записях?
– Он в это не верил. Дениз отказывалась отвечать на любые вопросы о другом ребенке. Том говорил, если б у нее был сын, она бы точно так же про него вопила.
– Вопила?
– Слушай, Салли, я много лет не раскрывала рта, но твой отец мог быть настоящим тираном. А еще он мизогин. Мнение Джин никогда не ценилось наравне с его. И мне нужно тебе кое-что сказать. Я старалась быть честна с тобой во всем, в чем могла, но теперь нет смысла утаивать от тебя какую-либо информацию. И я говорю тебе все это не чтобы ранить, а чтобы ты знала правду.
– Какую правду?
– Правду про Джин и Тома, твоих папу и маму.
– Продолжай.
– Джин была гораздо умнее, чем твой отец. Она категорически осуждала то, как он с тобой обращался. Джин говорила, что он никогда не видел в тебе дочери, только пациента. Он экспериментировал на тебе, пробовал разные методы лечения и препараты, все отслеживал и оценивал. Когда ты окончила школу, Джин настаивала, чтобы ты пошла в колледж. У тебя была светлая голова, и ты могла бы заниматься чем угодно – в первую очередь музыкой, конечно, но Джин считала, ты могла бы стать и хорошим инженером. У тебя математическое мышление. Но ты не хотела ничего делать.
– Я помню.
– Но это было очень плохо для тебя, а Том настоял на переезде в еще более отдаленный уголок, чтобы еще больше тебя изолировать. Джин отчаянно хотела, чтобы ты встречалась с разными людьми. Как бы ты ни сопротивлялась, теперь ты должна понимать, что так для тебя было бы лучше.
– Наверное.
– Том не соглашался. Он хотел, чтобы ты делала только что хочешь, чтобы он мог изучать тебя. Джин готовилась бросить его, когда у нее случился удар.
– Что?
– Она страдала от повышенного давления, и стресс от бесконечных ссор с тобой и Томом по поводу твоего будущего оказался для нее слишком велик. Он относился к ней… нехорошо, Салли. Слава богу, ты никогда не видела его с этой стороны. Джин планировала уйти от него, но не знала, пойдешь ли ты с ней. Тебе тогда было уже больше восемнадцати – фактически взрослый человек. Я полагаю, она никогда не обсуждала это с тобой?
– Нет, я бы запомнила. Но перед самой смертью она хотела взять меня с собой на выходные к тебе. Это значит…
– Она знала, что ты не любишь перемены, и хотела сделать все постепенно…
– Но потом у нее случился удар?
– Да.
– Почему ты мне все это рассказываешь?
– Потому что не хочу унести с собой в могилу секреты, которые касаются скорее тебя, чем меня. То, как он обращался с твоей родной матерью, – это…
– Ты о чем?
– Если поведение Дениз не поддавалось его интерпретации, он игнорировал его и называл истерикой. Были еще те игрушечные солдатики…
– Какие игрушечные солдатики?