Странная Салли Даймонд

– Вытащи меня! – Его голова криво уперлась в крышу автомобиля. Я бы мог легко освободить его от ремня. Уверен, времени бы хватило. Я мог бы его вытащить. Но вместо этого начал ползти по склону, упираясь локтями в землю, подтягивая за собой бесполезную ногу и рыча от боли. Отец снова начал кричать, сначала с мольбой: – Не оставляй меня здесь! Питер! Пожалуйста! – а потом с яростью: – Я твой отец! Вытащи меня!

Я слышал, как пламя набирает силу, пока я карабкаюсь вверх к насыпи. Я слышал крики своего отца. Я не обернулся.

Я проснулся на носилках в полной темноте, пока сотрудник «скорой» поднимал на них мою правую ногу. Другой держал мою голову голыми руками. У меня был невероятный шок, хотя я не был уверен, чем он вызван: болью в лодыжке или тем, что меня трогают. Мои куртка и рубашка были разорваны в клочья и валялись на краю травы. Брюки разрезали ножницами. Я не осмеливался смотреть на свою ногу. Человек из «скорой» заговорил со мной мягким и сочувственным голосом:

– Как тебя зовут, малыш?

А как меня зовут? Я слишком устал, у меня не было сил говорить. Один из мужчин сказал:

– Думаю, с ним все будет нормально. Кровью не харкает и за живот не держится, значит, внутренности не повреждены. Думаешь, это был его отец?

Я приподнял голову повыше и проговорил:

– Да, это был мой отец.

В больнице меня трогали все: медсестры, врачи, полиция, социальная работница, священник. В медикаментозном тумане первых дней каждое прикосновение приносило восторг. Я жал всем руки, обливался слезами и громко хохотал над безумием всего происходящего. Мою ногу прооперировали сразу же. Я сломал лодыжку. Мне сказали, что перелом был чистый. Шесть недель в гипсе и с костылями, и я буду как новенький.

Каждый раз, когда медсестра или женщина-врач трогали меня ниже шеи, у меня возникала эрекция. Большинство это замечали, но не обращали внимания, но некоторые добродушно говорили, что тут нечего стыдиться и это совершенно нормальная реакция, особенно в моем возрасте. С каждым днем я все меньше чувствовал себя изгоем.

В том месте, где я ударился головой о лобовое стекло, у меня было рассечение. Мне наложили девять швов, и из-за раны поперек головы я стал немножко похож на чудовище Франкенштейна. Кормили регулярно, и еда была такой же питательной, как готовили мы с отцом. Я лежал в одной палате еще с четырьмя мужчинами гораздо старше меня. Раньше я никогда ни с кем не делил комнату – кроме тех двух ночей, когда мне было шесть лет. Все мужчины относились ко мне очень сочувственно. Медсестра сказала, что она прогнала местную журналистку, которая хотела спросить у меня о последних моментах жизни отца. Все очень сильно забеспокоились, когда я сказал, что у меня нет живых родственников. В их глазах я был сиротой.

Все в больнице меня жалели. Я получал все, о чем просил, и мне сделали новую стрижку и выдали одежду.

Полиция заключила, что смерть моего отца была несчастным случаем. Я сказал, что нас занесло, когда я пытался объехать собаку. В Роторуа собака на дороге была не редкостью, так что версия вышла вполне правдоподобная. Полицейские были со мной добры. Они передали мне пакет с вещами, которые им удалось извлечь из машины и снять с обгоревшего трупа отца: его часы с обуглившимся ремнем, фальшивое обручальное кольцо, огромную связку ключей и чемодан с парой налоговых деклараций и свежей газетой, который выбросило из машины.

«Роторуа Дейли Пост» провел для меня сбор средств. Жители Роторуа оказались исключительно щедры. Я разрешил местной репортерше Джилл Николас взять у меня интервью. Социальная работница объяснила мне, что технически я уже достаточно взрослый, чтобы жить самостоятельно, но она настоятельно рекомендует на какое-то время остаться у друзей. Я отклонил это предложение, подробно объяснив ей, что уже много лет живу самостоятельно, сам готовлю и хожу за покупками и сам зарабатываю себе деньги выращиванием овощей. Ее удивило, что я никогда не ходил в школу и не был зарегистрирован у местного терапевта. Она договорилась с юристом, который позвонил в больницу и обсудил со мной вопросы отцовского наследства. Мы договорились, что, когда я окончательно выздоровею, могу прийти к нему в офис, но пока щедрых пожертвований лучших граждан Роторуа будет для меня достаточно, чтобы удержаться на плаву. Я мог даже купить новую машину, в которой нуждался больше всего.

Через десять дней после аварии меня выписали, выдав два костыля и рекомендацию как можно больше отдыхать. Районная медсестра будет навещать меня каждый день в 11 утра. Социальная работница подвезла меня до дома, и по пути из больницы мы остановились в магазине, чтобы купить продуктов.