– Здравствуйте! – сказал он. Я не мог выдавить ни слова. Я пошел к полкам с Найо Марш, выбрал одну книжку для Линди, а потом снова развернулся к стойке. Мужчина спросил: – Холодно на улице, да? – Я молча кивнул, потому что по-прежнему был не в состоянии говорить, и трясущейся рукой протянул ему двадцатидолларовую купюру. Он взял банкноту, не дотронувшись до меня, и отвернулся к кассе. Когда продавец возвращал сдачу, он положил ее в мою раскрытую ладонь, снова не коснувшись руки. Я сунул мелочь в карман, а потом взял его руку в свою и крепко пожал.
– Спасибо вам большое.
Продавец, похоже, удивился, а когда у меня из глаз потекли слезы, он взял меня за плечо.
– Ты в порядке, сынок? Что-то случилось? – От прикосновения мою руку начало пощипывать, но она не воспалилась, не побледнела, а просто оставила на себе мягкий теплый след от руки этого человека. Я хотел зарыться головой ему в плечо, но развернулся и вышел из магазина.
Я поехал обратно в Роторуа, и чем сильнее кипела моя злость, тем больше я разгонялся. Я приехал в город как раз к тому времени, когда обычно забирал отца из стоматологического кабинета.
Он помахал мне рукой из окна, вышел и запер за собой дверь. Отец сел на пассажирское место и бросил свой чемоданчик назад. Я тронулся, прежде чем он успел пристегнуться.
– К чему такая спешка?
– Расскажи мне еще раз про некротическое гоминоидное заражение, – попросил я, пытаясь скрыть лед в своем голосе.
– Забавно, что ты упомянул об этом. Сегодня я как раз звонил одному иммунологу из Мельбурна, чтобы узнать, есть ли какие-то подвижки. Боюсь, лекарства в ближайшее время ожидать не приходится, но, думаю, ты уже привык к этому, Стив.
– Да? И как зовут этого иммунолога? Я, может, и сам хотел бы с ним поговорить.
– Полагаю, лучше тебе оставить медицинскую сторону вопроса мне.
– Как его зовут?
– Доктор Шон Келли.
– Ирландское имя. Интересно. И в какой больнице он работает?
– Сент-Чарльз.
– Понятно. А это многопрофильная клиника или она специализируется на иммунных заболеваниях?
Он погладил свою бороду, а когда я взглянул на него, посмотрел мне прямо в глаза.
– Это специальная клиника. Сейчас все финансирование идет на исследование этой новой гейской болезни, СПИД.
Сомнений не было никаких, но все же отец отличный лжец.
– А когда конкретно ее у меня диагностировали? Ведь если я родился в той пристройке, то откуда ты узнал, что она у меня есть?
– Эта мелкая сука что…
Я оторвал взгляд от дороги и посмотрел прямо на отца.
– Не называй ее так!
– О, ради бога, Стивен, ты не можешь верить ничему, что говорит Линди Уэстон. Она одна из
– Нет у меня никакой болезни, об этом ты мне тоже врал!
– Ну, если хочешь рискнуть…
– А Ранджи? Я был в трех метрах от него. Я мог легко вытащить его на берег, но ради собственного спасения позволил ему утонуть.
– Он был полукровкой и плохо на тебя влиял. Он заставил тебя пить пиво, когда тебе было…
– Ранджи был умный и добрый. Он был моим другом! – Я не мог сдержать крика.
– Смотри на дорогу!
Мы съехали с дороги к нашему дому на пологий холм. Я попытался повернуть обратно, но слишком сильно крутанул руль, и мы оказались на другой стороне, прямо перед крутым обрывом. Я запаниковал и по ошибке нажал педаль газа вместо тормоза. Визг мотора, казалось, длился целую минуту, а в следующее мгновение мы уже летели в воздухе. Никогда не забуду грохот, с которым мы переворачивались с боку на бок. Потом полиция сказала, что мы пролетели всего тринадцать футов, но ощущение было такое, будто мы обрушились с отвесной скалы и напоролись по пути на все уступы и камни. Моя голова рикошетом отскакивала от крыши к лобовому стеклу и обратно, пока оно наконец не треснуло. Я схватился за ручку двери, чтобы удержаться.
Я никогда раньше не слышал, как отец кричит. Такой странный звук. Я открыл рот, но, как в страшном сне, не смог издать ни звука. Кровь залила мне глаза, и я слышал только оглушительный лязг металла и хруст костей, с которыми мы падали вниз, пока все не остановилось. Машина перевернулась. Трясущейся рукой я стер кровь с лица. Мою дверь оторвало. Отцовская повисла, уперевшись в землю, и нас через разбитое лобовое стекло засыпало грязью. Я расстегнул ремень, спутавшийся у меня на коленях, рухнул на потолок машины и выкарабкался наружу. Когда я попытался встать и оглядеться, то почувствовал жгучую боль в правой лодыжке. Я обернулся на отца. Он все еще кричал. Его рубашка была заляпана кровью. Вся машина смялась вокруг него, и отца как будто прижало к двери. В таком положении он не мог дотянуться до ручки. Его правая рука была изуродована и сломана. Мои ноздри наполнил запах бензина, и я увидел язычки пламени в зарослях позади машины.
– Она горит, – произнес я дрожащим голосом.
Отец рванулся в мою сторону.