Странная страна

– Ирис Рёана, – сказала она. – В основном они встречаются в провинции Темных Туманов, но их можно найти и здесь. По традиции миров ирисы – посланники, это цветы известия.

– По традиции миров? – уточнил Петрус. – Каких миров?

– Мира эльфов и мира людей, – сказала она. – Я изучала человеческую символику цветов, и она похожа на нашу.

– Вы знакомы с миром людей? – спросил Петрус.

– Нет, – ответила она, – его можно увидеть только из Нандзэна, но в свое время я принадлежала к сообществу садовников Совета. В свободные часы я ходила в библиотеку читать книги, рассказывающие о человеческих существах и их цветах.

– Люди действительно существуют, – упорствовал Маркус, – или это легенда?

– Легенда? – удивилась она.

– Трудно поверить в существование того, что можно представить только мысленно, – сказал Маркус.

– Существование не есть изменяемая данность, – сказала она. – Реальность – это то место, где возникают и смешиваются голод и вера, жизнь и смерть, греза и цветы. Дерево, эльф, музыкальная нота, химера, порождение ночи – все существует, возникая из одной и той же материи и проявляя себя внутри одной и той же вселенной.

Она замолчала, и Петрусу внезапно пришел в голову стих, который он и прочел присутствующим:

Доступ и царство
В сердце старой женщины
Ирис Рёана

Паулус и Маркус с изумлением посмотрели на него, но их хозяйка, прикрыв глаза, на мгновение задумалась.

– Я не могу увидеть все, что стоит за вашим стихом, – сказала она. – Там есть живущие, мертвые и странные дружбы.

– Я увидел… я увидел диковинные картины, – пробормотал Петрус.

Он попытался удержать хоть одну, но они исчезали, как стремительно бегущая вода.

– Там были отголоски другого мира, – взволнованно проговорил он.

Она задумчиво посмотрела на него. После небольшой паузы она сделала ритуальный приглашающий жест, положив на пол руки со сведенными вместе кончиками пальцев и склонив к ним лицо. Они также приветствовали ее, в свою очередь склонив головы и подняв чаши к небу. Потом они выпили. Луна замерцала, бросив сквозь пепел серебряный луч. У чая был привкус глины и мела, отдающий пылью и землей.

– Никогда не пил ничего подобного! – восхитился Паулус.

– Этому чаю тысяча лет, – сказала она.

– Тысяча лет? – потрясенно выдохнул Маркус. – Чему мы обязаны такой честью?

– Перевозчику и Нандзэну, – ответила она.

– Я не знал, что простой перевозчик может попросить Нандзэн подать тысячелетний чай трем неизвестным путешественникам, – сказал Паулус.

– Простой перевозчик? Фарватер, который связывает Ступени и Пеплы, один из древнейших в этом мире, – сказала она, – и только исключительные эльфы добиваются этого поста. К тому же выдры – весьма особый младший дом, который порождает самые необычайные характеры в стране туманов.

– Почему так? – спросил Петрус.

– Будьте любезны выпить еще, – предложила она, – и вы поймете.

Они сделали новый глоток. С того момента, как под воздействием выпитого в Ступенях чая Паулус и Маркус ступили на берега Ханасе, они слышали вокруг отдаленные голоса мертвецов, к которым примешивалось волнение живых. Первый глоток тысячелетнего чая, проложив дорогу к неизведанным пластам эмпатии, превратил глухой отзвук в слабые возгласы, а благодаря второму они перерастали теперь в симфоническую разноголосицу. Зато у Петруса, который задолго до того, как они добрались до первого шлюза, допил свою последнюю флягу, захваченную из Сумеречного Бора, и, соответственно, все последние часы мало что улавливал в туманах, при первом глотке никакого чуда не случилось. А вот шок от второго был таким мощным, что он возблагодарил небо за пустой желудок. Вы должны понимать, каким образом звучат голоса мертвых в Ханасе. Их пение не несет послания, они всего лишь пепел, смешанный с атмосферой, – и этот снег, где растворяются ушедшие жизни, преобразуя реальность в неразличимую музыку, в струящийся речитатив, который вливается в каждого эльфа, точно так же как и эльф растворяется в нем, размывает границы его существа, расширяя их за пределы видимого и превращая мир в текучую среду, где живые и мертвые неразделимы.

– Такое ощущение, что я плыву, – умудрился наконец выговорить Петрус, вцепившись в свою чашу.

– Это урок пеплов, – сказала она. – Мы все смешиваемся в одной атмосфере. Вам стало дурно, потому что вы без подготовки перешли от осознанности границ к интуитивному восприятию смешивания.

– Поэтому возникает чувство погружения? – спросил Петрус.

– Все всегда возникает из соприкосновения со всем через погружение в ткань тумана. Именно через нее мы обретаем способность смешиваться и трансформироваться, не теряя самого себя, и через нее же происходит слияние жизни и смерти. Тысячелетний чай просто сделал для вас эту текучесть более ощутимой. – И через мгновение она добавила: – Выдры плавают на границе земли и воды, они живут в самом сердце памяти о разделе.

В голове Петруса возникло видение старого морщинистого лица и тотчас исчезло.

– А человеческие существа выглядят так же, как мы? – спросил он. – Мне кажется, я в мыслях видел старую женщину из стиха.