Странная страна

«Как день, что скользит меж двух чернильных туч, как вечер, что дышит в легких туманах», – писал поэт. Чтобы мир воспрял, нужен живительный вдох: то восторженное исступление, благодаря которому люди превосходят сами себя, то волшебство, благодаря которому в них проникает вселенная, – вот дословный текст первой молитвы. И в неосязаемом трансе, в едином глотке воздуха, смешавшего живых и мертвых, они познают, с кем до них сражались отцы и какие картины творили.

Ирис Рёана 1800

Ханасе, город Пеплов, второе святилище туманов.

– Как мне помнится, в том классе, когда мы проходили четыре святилища, ты обычно дрых на задней парте, объевшись красной смородины, – сказал Паулус.

– Ну да, четыре святилища, – сказал Петрус, роясь в смутных воспоминаниях, тонущих в блаженном переваривании и сиестах.

Они пустились в дорогу. Наступала ночь, и на склонах холма зажигались огни. Петрусу, мечтающему только об уютной постели и кусочке съестного, чтобы унять сосущую пустоту в желудке, ведущая к городу прямая дорога показалась однообразной.

– Четыре святилища, – пробормотал он, засыпая на ходу и спотыкаясь о собственный хвост.

Маркус позади него вздохнул.

– Ага, – пробормотал Петрус, замерев на месте, – четыре святилища, Ханасе, город Пеплов.

– Браво, – съехидничал Маркус, хлопая его по плечу.

– Я хочу сказать, теперь я вспомнил. А ведь я вроде уверен, что спал тогда на уроке, – сказал Петрус, очарованный той внутренней механикой, которая вдруг пришла в действие, и начиная подозревать, что его неловкость и рассеянность могут быть проявлением его исключительных способностей.

Вечерние туманы в ленивом ритме вились вдоль узкого земляного прохода; хотя ночная темнота почти наступила и деревьев не было видно, дорогу окутывал тот тенистый рассеянный свет, который дает листва в хорошую погоду, и эта легкость стрекозиных крыльев, исходящая от невидимых ветвей, облекала сиянием их ночной поход.

– Дорога Ханасе славится своей проницаемостью, – пояснил перевозчик, идя рядом с Петрусом, – говорят, она еще прекраснее, чем в Нандзэне. Как бы то ни было, у них общая память истоков.

– Истоков? – повторил Петрус, думая о своем.

У него разболелась голова, и окружающее снова казалось смутным и запутанным.

– Память деревьев, – продолжал перевозчик, немного растерянно взглянув на него.

– Какая связь с истоками? – из вежливости пробурчал Петрус.

Перевозчик остановился посреди дороги.

– Как это, какая связь с корнями? – удивился он.

– Простите, я немного отвлекся, – сказал Петрус; вырванный из своих размышлений, он ничего не понимал, но не хотел неприятностей.

Перевозчик зашагал дальше.

– Многие в наши дни забывают об истоках, – с гневом и печалью проговорил он, – и это добром не кончится.

– Не будешь ли ты так любезен заткнуться хотя бы до завтра? – прошептал Маркус.

– Я думал о другом, – ответил Петрус, – у меня в голове кавардак и в животе пусто.

– Он еще думает о еде, – заметил Маркус, оборачиваясь к Паулусу.

– Кстати, – сказал Петрус, – память деревьев, шепот елей, дыхание мира – я был сыт этим по горло еще в Сумеречном Бору, так что не будем начинать по новой здесь.

Паулус отвесил ему подзатыльник.

– Закрой свою беличью пасть, – рявкнул он, – я не желаю слышать, как ты богохульничаешь.

Петрус укоризненно потер свою шерстку.

– И что это, в конце концов, за город мертвых? Если мне ответят, я, может, и помолчу.

Паулус вздохнул и пошел в начало цепочки ходоков к перевозчику.

– Не могли бы вы указать нам дом чая, открытый в такой час? – спросил он.

– Я отведу вас, – предложил перевозчик, бросив удрученный взгляд на Петруса. – К тому же вы сможете там переночевать.

Он немного помолчал, и вдруг на его мордочке выдры от уха до уха расплылась широкая улыбка.

– По крайней мере, с ним не заскучаешь, – сказал он.

Вскоре они добрались до ворот Ханасе. Улицы были узкими, но, поднимаясь к вершине холма, они прошли мимо огромных садов, откуда неслись заволакивающие город серые хлопья. За опоясывающей сады оградой было темно, едва угадывались очертания деревьев, камней и каких-то других, более округлых форм, из которых, казалось, и вылетали пепельные чешуйки. Петрус, позабывший и про мигрень, и про голод, молча следовал за своими спутниками, поражаясь странной атмосфере города. По дороге им встречались толпы эльфов, которые разгуливали в ореоле бесшумных частиц вдоль красивых домов с деревянными галереями, где стояли низкие столики, окруженные удобными подушками.

– Дома паломничества, – сказал перевозчик Паулусу, указывая на один из них. – Вы могли бы провести ночь и там. Но мне думается, ваш друг нуждается в более убедительном опыте.

На самой верхней точке города они остановились перед погруженным в темноту зданием. На деревянной дощечке, прикрепленной справа от входа, был просто изображен знак чая.

– Самый древний дом чая в Ханасе, – пояснил перевозчик.

– Надеюсь, у них найдется место, – сказал Маркус. – Я совсем уморился.