Странная страна

– В памяти останется, что самая большая война всех времен была задумана и развязана эльфом, – сказал Петрус, – причем он сделал так, чтобы люди уничтожали друг друга во имя чистоты расы и осквернили мир лагерями, предназначенными для гнуснейшего преступления. А заодно вспомнится, что он сам уничтожил свои драгоценные туманы.

– Человеческие существа просто скоты, – процитировал Сандро. – Некоторые в это поверят.

– Плевать мне, во что они верят, – сказал Петрус, – войны выигрываются вместе с друзьями.

Волна за волной потоки симпатии эльфов к двум молодым женщинам ласкали их сознания. Эти вибрации нарастали, потом затихали в мягкой жалобе, и к концу оставалась только память об услышанном: а вот и вы. Однако к речитативу преданности и симпатии сторонников Нандзэна теперь примешивался отдаленный ропот.

– Все подразделения вступили в бой, – сказала глава штаба.

И Тагор передал апокалипсическое зрелище.

– Синнёдо[44], в провинции Северных Ступеней, житница наших туманов, – сказал он.

На сколько хватало глаз, расстилались пшеничные поля, усеянные мертвыми и окровавленными эльфами. Молнии над бойней полосовали небо, и оно трепетало, как парус в бурю. Слышны были глухие взрывы, земля дымилась и беспрестанно дрожала. Повсюду валялись луки и не меньше погибших эльфов с горлом, пробитым стрелой или перерубленным мечом. Жители туманов не носят доспехов или щитов: усилия, которые требуются, чтобы оставаться только в одной ипостаси, отвлекают их от боя; вынужденные трансформироваться, они обречены оставаться уязвимыми, что должно искупаться их ловкостью и быстротой. А живые продолжали резню, вступив в безжалостную рукопашную, и гром схватки залпами уходил в грозу. Вихри воды и воздуха неслись по равнине, оставляя за собой опустошение пожара. Когда они соприкасались, происходила беззвучная детонация, превращавшая эльфов в кровавое месиво на немалом расстоянии вокруг, и их кровь еще долго продолжала литься после безмолвного взрыва. В передних рядах сражения под ногами тех, кто бился на мечах, в любой момент могли разверзнуться бездны и поглотить их целыми когортами. В некоторых местах земля расползалась, словно взрытая безумным кротом, потом вздымалась горой, чтобы одним махом обрушиться на противника. Скорость стрел и копий удесятерялась воздушной тягой, которая открывала головокружительные фарватеры, где оружие наносило двадцать ударов, прежде чем закончить свой полет в чьем-нибудь горле.

Как раз в этот момент на западе во вражеском лагере раздались вопли. Огромные полотна тумана поднимались и двигались на восток. Солдаты Элия беспрепятственно проходили сквозь них и вздымали руки к небу со мстительными криками.

– До последних пределов гнусности, – пробормотал Тагор.

Когда туманы достигали своей цели, они преображались. На какой-то миг они закручивались вокруг собственной оси, как в прежние прекрасные времена, танцуя, свиваясь и развиваясь со всей грацией, какая только возможна в этом мире, потом воздвигались стеной поразительной красоты. Набрав скорость, они неслись через ряды последнего альянса, как дантовские лезвия кося бойцов, словно речной камыш, и Алехандро с ужасом подумал, что человеческое оружие – всего лишь жалкое подобие гнева извращенной природы.

Внезапно небо взорвалось алыми разрывами, выплеснувшими свой яд в грозу, и стало видно, как лезвия тумана двинулись с востока на запад, теперь уже разя вражеских эльфов.

– А чего мы ждем, чтобы начать действовать? – спросил Хесус.

– Сигнала, – ответил Солон.

– После двух веков ожидания, – сказал Петрус, – мне кажется, что последний час длится тысячелетие.

Последний час, друг Петрус, единственный, который не принадлежит времени. Час вступления в битву, час смерти и час, когда видишь смерть, – это бесконечность страдания, собранная в ничтожную протяженность. Время вступает в сговор с самим собой и, сговорившись, отдает нас на откуп абсолютной боли.

– За этот час мы увидим худшие из надругательств, – сказал Тагор.

На западном горизонте битвы черное пятно расползалось, как наводнение. На востоке застыли войска, а затем со всех сторон разнесся оглушительный крик. Орки! Орки! – орали солдаты, и в их воплях удивление смешивалось с презрением и яростью. Да, надвигался сомкнувшийся строй орков, которые ползли, как гигантский колченогий таракан; эльфы Элия расступались перед ними, но и от них веяло отвращением и стыдом.

– Если вы еще верили в эльфийский рыцарский дух, то сегодняшний день можно считать полным его крахом, – сказал Петрус.

У орков, более низкорослых и широких, чем эльфы, не было ни волос, ни шерсти, а только муравьиная оболочка, усеянная клейкими пятнами. Они тяжело шагали, подволакивая ноги; как ни странно, над их уродливыми силуэтами иногда взлетали филигранные синие крылья.

– Орки – насекомые, не сумевшие выбраться из своей куколки, полузвери, которым так и не удалось стать теми животными, которые в них таятся, – сказал Солон.

– Мыслимо ли, что эти отвратительные существа могут превратиться в лазурных бабочек? – спросил отец Франциск.