Хвост и не думал опять становиться ногами, и Наталья, поняв это утром, впала в глубокие мрачные раздумья.
– Всё, может, и было бы хорошо, но ведь этот козёл меня вправду продаст, – заключила она. – Обезьяной я быть не хочу, рыбой тоже не могу. Не смогу я так валяться – всё равно протухну. Санька! Неси топор и водку… А сама проваливай! Иди с подружками погуляй…
Никуда я не пошла. Хлопнула входной дверью, а сама засела у себя в комнате.
Долго-долго было тихо. И я подумала, что Наталья водки выпила и заснула. Тут пришёл Морозкин. Я открыла ему дверь и спросила:
– Ну как?
– Всё путём! – заверил он. – Даже круче, чем я думал! – И с ходу ворвался к Наталье. Я – за ним.
Наталья лежала на полу с отрубленным хвостом.
Морозкин… В общем, все его золотые мечты разом рухнули.
– Тьфу ты, дура, – наконец выругался он. – Ну какая же дура!.. Теперь уж вы тут сами разбирайтесь.
И ушёл.
Но Наталья оказалась жива. Вместо большого старого хвоста у неё появился маленький новый, и теперь она выглядела совсем по-дурацки с этим селёдочным хвостиком на тюленьем заду, зато стала гораздо легче.
Со своим отрубленным хвостом Наталья расправилась по-хозяйски. Она отрубила от него ломоть, которого хватило бы на три большие сковороды, часть я пожарила, мы его поели, и через два часа, выяснив, что мы живы и даже не отравились, она впихнула хвост в самую большую сумку, какая нашлась, и отправила меня на рынок. На рынке я должна была найти то место, где Наталья когда-то сама торговала рыбой, спросить Жана (такой здоровый рыжий грузин) и только ему лично передать от Натальи привет и её рыбий хвост. Сказать Жану, что это Натальин брат с Сахалина привёз, что рыба очень вкусная и что её срочно надо продать.
– Скажи, что это самая большая атлантическая какая-нибудь синдерелла, – наставляла меня Наталья. И я всю дорогу думала, как же мне обозвать этот хвост поправдоподобней…
К счастью, Жану было не до меня. Он тут же выложил хвост на прилавок и воткнул в него свободный ценник, на котором значилось «судак», на чём я его поблагодарила и с ним попрощалась.
Морозкин больше не приходил. Наталье было тяжело без движения и тесно в ванне, несмотря даже на то, что она несколько укоротилась, наоборот, её стало мучить несбыточное желание о свободе в большой воде. Я, чтобы её отвлечь, читала ей о русалках.
– Эх, Санька, – наконец сказала она мне. – Всё это сказки. Вот если б ты сказала, что на самом деле русалки где-то есть…
– Ну, как же, – ответила я. – В Чёрном море живут фараонки, полулюди-полурыбы, ещё с тех времён, когда Моисей выводил людей из Египта…
– Да ну? Прямо вот сейчас живут? Прямо такие же, как я вот?
– Конечно.
– Ну надо же, сколько ж чудес-то, оказывается, на свете. А я вот жила и не знала ни про какие чуды, а они-то и вправду есть?!. А я ведь и на море-то ни разу не была, Санька! А ведь там, наверное, как хорошо!.. Постой, а мужики-то там тоже есть?
– Конечно, есть.
– Хвостатые?! – захихикала Наталья. – А как же они, хи-хи-хи, это… как рыбы, что ль? Хи-хи-хи. Ну-ка, Сань, найди-ка мне картинку, как рыбы размножаются! Ха-ха-ха!
– А что искать – икру мечут.
– Икру? – И Наталья захохотала во всю мочь. – Это что, я теперь икру метать, что ли, буду? Хо-хо-хо-хо! Найду себе фараона и буду икру метать! Ха-ха-ха-ха! Вот умора-то! Хе-хе-хе-хе!
И она так хохотала, так хохотала, что сползла на пол и там продолжала хохотать… до самого вечера.
В этот вечер как раз и вернулись мама и отчим и, увидев Наталью в таком состоянии, всю ночь звонили и дозвонились-таки её брату, который рыбачил на Сахалине. Через три дня брат прилетел на самолете и забрал Наталью с собой на море.
Прошло почти полтора месяца, и от Натальи наконец-то пришло письмо, даже на конверте она подписала: Саньке Черновой от фараонки Морозкиной Натальи. Она писала, что нашла уже себе одного фараона, порядочного, разведённого, что живут они хорошо – торгуют икрой на базаре – и что скоро, как только получше они друг с другом обживутся, она заберёт Эдёчку к себе. Ну вот, а моя мама говорила, что она умерла от белой горячки!
Ксения Драгунская
Бабушка
В кармане у папы хрюкнуло и квакнуло. Папа достал айфон и прочёл письмо от Алисы Тарасовны, моей классной руководительницы.
– «Уважаемый Даниил Никитич, обратите внимание, что Ваш сын Кузьма на уроках не активен, не слушает материал, всё время о чём-то думает…» На то и ребёнок, чтобы думать, – сказал папа и сунул айфон обратно в карман. – Не макакёнок же… Ну, рассказывай, о чём ты думаешь? – спросил он меня.
– Я думал, как бы вывести такую породу собак или, наоборот, породу машин, чтобы… В общем, как бы так скрестить машину, желательно пуленепробиваемую, и собаку? Тогда, во-первых, мы получим пуленепробиваемую собаку, а во-вторых, машину, которая сама отряхивается от снега, дождя и грязи. Вот об этом я и думаю всё время, а Алиса Тарасовна только мешает.