Странная женщина

Потом в один прекрасный день детский сад, где Наталья работала, расформировали и сделали в нём бюро трудоустройства. Наталья больше никуда поваром не оформилась, так перебивалась: торговала на рынке рыбой, летом ездила в колхоз полоть капусту, дворником была. Тоже пить начала и потом тоже совсем работать бросила, нашла какую-то подружку, и вместе они (иногда и через окно) приходят в Наташкину комнату с мужиками, которые покупают водку, колбасу, хлеб и сладости для Эдика.

Впрочем, Эдика она постоянно увозит в деревню. Родители мужа его очень любят, и он часто проводит у них всё лето. Вот и теперь она уехала с Эдиком к ним и уверила моих родителей, что вернётся только через месяц; что поживёт там, отдохнет от своей собачьей жизни и пить перестанет, а потом, через месяц, приедет и устроится на работу.

Вернулась, правда, Наталья через несколько дней, но всё равно заметно окрепшая: «Ни грамму, представляешь, Сань, ни единого грамму!» И, кажется, действительно хотела «начать новую жизнь». И жила она первые дни очень тихо, даже, кажется, действительно ходила куда-то работу искать. Но в одно утро Наталья за стеной заорала так, будто кто-то загнал её в угол и уже занёс над ней топор…

За три дня до этого крика к Наталье приходил Морозкин – её бывший муж. Они включили музыку, немного поругались, чуть-чуть поломали мебель, потом посмеялись и, как мне показалось, ушли вместе. Через день, проснувшись к обеду, я крикнула её из коридора, думая, что она уже вернулась, но мне никто не ответил. И вот на третий день раздался этот крик.

Я прибежала к ней. Наталья лежала на полу, паркет вокруг неё был сплошным пятном запекшейся тёмной крови. Ноги Натальи, отрубленные от самого основания, от которого росли, лежали рядом с ней, а вместо них на том месте, где они раньше были, у Натальи отрос довольно большой рыбий хвост.

Увидев меня в дверях, Наталья запричитала и стала рыдать, как по утопленнику:

– О-о-ой… что это такое… что я теперь… куда я теперь… как же это тепе-е-ерь…

Потом вдруг утихла:

– Санька, а может, я сплю? Ущипни-ка меня. – И протянула руку.

Я шагнула вперёд и ущипнула её за белое пухлое предплечье, и мне казалось, что я щипаю утопленника.

– Не сплю, – констатировала она и снова завыла.

– Да не вой ты, – скорее с перепугу, чем со здравого ума, сказала я. – Давай я тебе лучше ванну наполню, вдруг ты без воды теперь засохнешь, да и вымыть здесь всё надо.

Наташка снова заткнулась и, несколько секунд подумав, сказала почти шёпотом:

– Да, да, правда, чё ж я ору-то, живая же, а то ещё соседи набегут, увидят тут всё…

И тут мы обе увидели Морозкина. Морозкин, бывший Натальин муж, сидел в дальнем углу дивана, возле окна, в скомканном покрывале, взъерошенный и опухший от сна и, похоже, долгой попойки. На лице его отразилось все: страх, удивление, любопытство, возможность улизнуть и бросить нас боролась с сомнением. Он сидел, прикрываясь углом покрывала, будто его сейчас собирались ударить, или, может, надеялся, что мы его не заметим, пока он соображает, что ему теперь сделать. Возникла пауза. Наталья, должно быть, тоже не знала, что предпринять, потому что понимала, что если её муженёк сейчас слиняет, то ни она, ни я остановить его не сможем, а помощь, хоть чья-нибудь, сейчас о как пригодится. И тут я честно Наталье сказала:

– Полы я, конечно, вымою, но вот что с твоими ногами делать, я не знаю… И до ванной я тебя дотащить не смогу, придётся ползти самой…

Но, видимо, Наталья подумала совсем не о том, о чём подумала я, и разразилась.

– Морозкин! Сволочь! – заорала она. – Мало ты мне всю жизнь испортил, теперь ещё и калекой сделал! Как я теперь сына кормить буду?! От тебя ж даже алиментов сколько лет жду, зараза!

– Будто ты до этого его кормила, бросила моим родителям на шею, а сама по мужикам… – дребезжащим спросонья голосом отвечал Морозкин.

– Конечно, по мужикам, раз отец родной не кормит!

Оставаться на этой семейной разборке мне было уже как-то неловко, и я ушла к себе, надеясь, что они всё-таки придут к какому-то мирному договору, а не продолжат вчерашний разговор…

Через час любовной ссоры и мирных разборок Морозкин нёс свою бывшую жену на руках в ванную. Наталья ликовала:

– Морозкин! Когда я была нормальной женщиной, ты меня ни разу на руки не поднял!

Сошлись они пока на том, что Наталья не заявляет в милицию, а Морозкин отмывает топор и место преступления и прячет Натальины ноги так, чтобы их никто не нашёл. Наталья, видимо, уже свыкаясь с новым телом, плескалась в ванной и заигрывала со своим бывшим мужем, который шуршал в комнате пакетами, расправляясь с ногами своей бывшей жены.

– А правда, я теперь красивая? – кричала она. – Какой у меня хвост! Блестит, переливается! Меня теперь хоть на обложку журнала, правда, Морозкин?! И обо мне заговорит вся страна! Да что страна – весь мир, это ж сенсация – настоящая русалка! Мне бы вот сюда теперь такую же блестящую маечку… и ещё причёску сделать, подкраситься… – доносилось из ванной.

И так она себя расписала, что Морозкин воскликнул: