Странная женщина

– Аааа, – глубокомысленно произнёс брат-акробат и самостоятельно налил себе по новой.

От него шёл дух чего-то животного, плотоядного, хищного. Мамаша, бросив на него испуганно-презрительный взгляд, удалилась в свою комнату. Мы остались вчетвером.

– Ну и о чём же вы пишете, товарищ журналист? – ехидно спросил он, загребая рукой со стола картофель, хлеб и что там ещё подвернулось и запихивая себе в рот.

– Обо всём, – спокойно ответил я, – да хоть о вас!

– Обо мне неинтересно. – По его лицу скользнула тень не то ухмылки, не то скрытой угрозы.

– А мне было бы интересно сделать с вами интервью о цирке, – уже настойчиво сказал я.

Брат-акробат налил себе водки в пустой стакан, стоявший на столе, и, занюхав куском хлеба, кивнул на Матильду:

– Вон с ней сделайте! Она на цирке не одного тигра съела!

С этими словами он встал, махнув рукой на прощанье, и удалился в тёмную нишу, из которой пришёл. За ним глухо ухнула невидимая, но тяжёлая, судя по звуку, дверь.

– К себе ушёл, в номера, – язвительно сказала Матильда, как будто оправдываясь за свой испуг, своё молчание и сомнительное гостеприимство.

Ирниколавна перекрестилась:

– Сегодня хоть без драки.

– А что, бывает и с дракой? – заинтересовался я.

– Молчи! – прикрикнула на неё Матильда.

Ирниколавна уже некоторое время жила у Матильды. В связи с чем редко появлялась на работе. Главный терпел её ещё полгода, а потом перевёл на полставки. Но свой любимый кабинет с книгами, бутылками и окурками она никому не отдавала. Писать перестала вовсе, приходила только за урезанной зарплатой или занять денег. Однажды пришла с фингалом под глазом, пряча глаза в один и тот же поношенный свитер.

– Что случилось? – с сочувствием спросил я.

– Матильда меня побила, – тихонько поскуливая, призналась Ирниколавна.

– За что?

– Да ни за что! Просто поругались.

Её потрясывало.

– Может, чая? – предложил я.

– Нет, лучше водки, – глубоко вздохнула Ирниколавна. И я не смог отказать.

Теперь она всё чаще стала приходить побитой. Мне удалось разговорить её и выяснить, что Матильда обвиняла её в том, что она мало приносит домой денег, подозревала, что Ирниколавна пропивает их сама или где-то прячет.

– Она не верит, что главный перевёл меня на полставки. Пойдём со мной, тебе она поверит.

– Извини, но при всей любви к тебе я в этот дом больше ни ногой!

И Ирниколавна тягостно вздыхала, выпивала рюмку, утиралась рукавом свитера и смотрела в окно.

– Ушла бы ты от неё, – сказал я, – добром это всё не кончится.

– Куда мне идти? – серьёзно спросила Ирниколавна.

– Как куда? Домой. У тебя же квартира есть!

– Нет у меня квартиры, – выдохнула она из себя новую страшную тайну.

– Как нет?

– Я её Матильде продала, точнее, её дочери.

И тут у меня голова закружилась, перед глазами поплыли разноцветные пятна.

– Зачем?!

– Я же говорила, я была ей должна. Она меня кормила, одевала, поила…

– И что?

– Ну и деньги за полквартиры я ей отдала в счёт долга, а вторую половину она положила в банк под проценты.

– А почему не ты?

– Ну я же не умею этого всего. У неё лучше получается. Потом в любое время смогу снять.

– Как же ты снимешь, если положила она?

Ирниколавна пожала плечами и жалобно посмотрела на меня. Я налил ещё стопку.

Через неделю она пришла вся в синяках и поцарапанная.

– Что с тобой?

– Матильда меня выгнала из дома.

– И где ты живёшь?

– В будке. С собакой.

– Это конец, Ирниколавна! Ты понимаешь, что это конец? – Я думал, у меня треснет голова от ужаса. – Пойдём в милицию!

– Нет, Никит, поздно, – покачала она головой, – ничего уже не поделаешь. Милицию однажды вызывали соседи, когда мы дрались на улице и орали друг на друга. Они посмотрели, развернулись и уехали. Поеду к ней на дачу, буду там жить. А там как Бог подаст.

– А зимой? – Голос мой дрожал.

– Там печка есть.

В отчаянии я позвонил Вере Сергеевне и всё рассказал. Она поехала к Матильде, но та её не пустила даже на порог. Вера Сергеевна написала заявление в милицию. Те отмахнулись рукой. Бомж – он и в Африке бомж.

Я всё ждал, что однажды распахнётся дверь, войдёт Ирниколавна и скажет: «Никита, займи трояк!» И я сам с радостью сбегаю ей за водкой. И мы посидим, как бывало, по душам, и она скажет, что помирилась с Верой Сергеевной, ушла от Матильды и у неё всё хорошо.

Но больше она не приходила.

Через месяц из-за личных проблем я уехал из города Т и занялся обустройством новой жизни. Однажды утром на работе раздался звонок.

– Никита, только что сообщили, что она сгорела. – Я не узнал голос Веры Сергеевны.

– Кто? – не понял я.

– Ирниколавна… – На том конце провода было не разобрать, рыдания ли раздаются в трубке или телефонные кабели в ужасе обсуждают эту новость. – Вчера. У неё на даче. У Матильды.

В голове пронёсся весь прошедший год со всеми его кошмарами, проданная квартира, отнятые и положенные в банк деньги Ирниколавны за полквартиры на имя Матильды, побои, жизнь в собачьей будке, брат-акробат с тёмным настоящим, дочка, купившая квартиру и дружившая с ментами… Паучья сеть заманила её к себе и замкнула кольцо.