Читаем Странная жизнь и труды Эндрю Борда, тайного агента, врача, монаха, путешественника и писателя полностью

Итак, Государственный секретарь был сложной, противоречивой фигурой английского Ренессанса, жестким, а иногда и жестоким администратором, но при этом охотно покровительствовал людям искусства: в его доме долгое время жил знаменитый немецкий живописец Ганс Гольбейн-мл. (1497–1543), его другом был крупный поэт и дипломат Томас Уайетт-ст. (1503–1542). Деятельность Кромвеля принесла результаты, которые по достоинству были оценены много лет спустя…

Однако вернемся в 1535 год. Почему же сугубый прагматик Кромвель решил помочь Борду, и как он его «вычислил»?

Дело в том, что в то время, когда Хоутон находился в Тауэре, насельники монастыря упросили Борда написать от их имени приору письмо со словами сочувствия и поддержки. У Кромвеля было множество шпионов и осведомителей, в том числе и в главном узилище страны, и ему не составило труда заполучить это письмо и узнать, кто является его автором. Будь на месте государственного секретаря менее искушенный и более прямолинейный политик, не привыкший находить выход из разного рода сложных ситуаций и не умевший заставлять очевидных противников действовать в интересах короля, не миновать бы Борду Тайберна. Но вместо того, чтобы отправить его на мучительную казнь, Кромвель пригласил монаха-врача в свою резиденцию в Бишопс-Уолтэм[34] и предложил уже немолодому (по меркам XVI века) человеку новую и неожиданную для него работу, хотя и не связанную с медицинской деятельностью, но соответствующую его знаниям, а, возможно, и интересам. Кромвель, видимо, решил, что человек, побывавший в разных странах Европы, знающий языки, общительный и неприхотливый в быту, может оказаться полезным во внешнеполитической деятельности.

Е.Б. Черняк отмечает: «В условиях серьезного обострения внутреннего положения страны… агенты королевского министра подслушивали болтовню в тавернах, разговоры на ферме или в мастерской, наблюдали за проповедями в церквах. Однако особое внимание, разумеется, уделялось лицам, вызывавшим неудовольствие или подозрение короля…. Поскольку церковные ордена, несомненно, были ярыми врагами Реформации, Кромвель завел своих агентов и среди монахов (курсив мой. – Ю.Я.)34.

Кромвель поставил перед агентом Бордом конкретную задачу: он должен был отправиться на континент, чтобы тайно собрать сведения об отношении европейцев к событиям в Англии, и в частности, о браках Генриха VIII и его разрыве с католической церковью. Как писал сам Борд, в результате этих полученных данных ему надлежало «составить заметки о некоторых делах, направленных против английского королевства».

Так, летом 1535 года Борд вновь (в третий раз) отправился в Европу и уже 20 июня, меньше, чем через полтора месяца после казни Хоутона, доносил Кромвелю:

«Смиренно приветствию и в соответствии с моими обязанностями (которые Вам известны), сообщаю о некоторых зловещих приготовлениях, замеченных мною и касающихся Английского королевства и, особенно, нашего могущественного защитника, осмотрительного, осторожного и милостивого Короля. С того времени, как я покинул Вас, я посетил Нормандию, Францию, Гасконь, Байонну, и, кроме того, некоторые местности в Кастилье, Бискайе, Испании и Португалии, а затем вернулся через Арагон, Наварру в Бордо, где и нахожусь в настоящее время. В каждой из перечисленных местностей и, сверх того, в Риме, Италии и Германии, я слышал от различных и заслуживающих доверие жителей, что папа, император и все другие христианские короли (исключая французского короля), а также их подданные, настроены против нашего Суверена; в соответствие с этим во всех странах, в которых я побывал, приведены в боевую готовность большие армии и флоты. Однако в Европе имеется и некоторое число друзей Англии…, которые никогда не будут относиться с ненавистью к нашему Господину и Вам, а также к английскому королевству в целом.

Из Бордо, двадцатого дня июня,

написано Вашим слугой, молящимся за Вас Эндрю Бордом».


Приписка в конце письма гласила:

«Я смиренно и со всем моим почтением умоляю и впредь быть милостивым Господином (каковым Вы всегда были) для Вашего верного слуги…, а также для доктора Хорда, приора Хинтона».

В следующем послании (написанном в июле того же года) Борд сообщает:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары