Странник

— Вероятно, у вас будет столько же воинов, сколько у Сидира, если не больше. Но вот сможете ли вы победить их? Они полагаются не только на свои пушки и доспехи. Это хорошо обученные солдаты с высоким боевым духом. Если их уланы атакуют нас, сможем ли мы заставить тысячу рогавикианских копьеносцев стоять плечом к плечу? Мне кажется, что нет. Я думаю, что они разомкнут ряды и будут сражаться и погибать поодиночке — да, даже проявляя чудеса храбрости, все равно погибнут.

— Отвага значит больше, чем смерть, — тихо произнесла Донья.

Он ощутил почти физическую боль.

— Донья, ты будешь там?

— Во втором контингенте? Конечно. Как же иначе? То есть буду, если враг покинет Хервар.

— Я не хочу, чтобы тебя убили! Послушай, поехали со мной на юг.

Она удивленно посмотрела на него.

— Что?

— Давай уедем вместе отсюда. Ты и я… вместе с кем угодно, кого ты только захочешь взять с собой… Конечно, опасность не исчезнет, но это будет не так смертельно опасно, как партизанская война и заключительная битва армий, если ты доживешь до того времени.

— Джоссерек, почему ты предлагаешь мне это? Я не могу поехать с тобой. Я и осталась здесь не по своей воле — ведь Хервар окружен!

— Да, да, — быстро согласился он, — и я понимаю, почему ты не хочешь оставить свой народ. Но ты поможешь им намного больше, — со вздохом произнес Джоссерек, — если станешь помогать мне. Сама подумай. Я… мы, приморцы и арваннетианцы… нам нужен человек, который понимал бы северян, по-настоящему понимал их, знал, что они могут сделать, а что нет. Человек, к чьему мнению они могли бы прислушаться, совету которого могли бы последовать. И который имел бы опыт общения с людьми цивилизованных рас. И этот человек — ты. Я сомневаюсь, чтобы среди рогавикианцев имеется кто-нибудь, кто бы лучше тебя разбирался во всем, с большими, чем у тебя, связями. И мы вдвоем составим хорошую команду. — Он собрался с духом. — Донья, ты должна так поступить — это твой долг перед Херваром.

Он ждал ее ответа в тишине и считал удары своего сердца, в то время как измученные глаза женщины внимательно изучали его. Неужели он видит боль в них? Когда Донья заговорила, ее голос звучал глуше, чем когда-либо раньше, и не так ровно.

— Я думаю, нам лучше поговорить о себе, дорогой. Давай выйдем.

«Рогавикианцы — дети Неба».

Она взяла его руку. Ее рука была теплой и твердой. Они шли молча. Деревья на стоянке шелестели и бросали беспокойные тени. С запада дул ветер, в котором уже чувствовался приближающийся с севера холод.

Джоссерек подстроился под ее шаг. Вскоре они отошли на милю от стоянки. Небольшая канавка, несколько построек да пыльная полоска засеянной озимыми земли перед кратером Громовой Котловины — вот и все, что указывало на присутствие здесь человека. А все остальное, что было под небом, — это степь. До самого горизонта простиралась колыхаемая ветром трава высотой по пояс. Мириады травинок, некогда зеленых, сейчас побледнели и сверкали на солнце серебром. Ветер приносил их запах, нагретый солнцем. Сотни дроздов летали в вышине, пронзительно крича; напоминающие то включающийся, то выключающийся фонарик, мерцали красным светом пятна на их крыльях. А еще выше над ними пролетала стая лебедей, немыслимо белых на фоне голубого неба.

Когда Донья наконец заговорила, Джоссерек был рад тому, что они идут. Это помогало ему унять дрожь, которая пробирала его как изнутри, так и снаружи. Северянка смотрела прямо перед собой, и ему показалось, что он слышит в ее голосе волю, даже мужество, которых требовали эти слова.

— Дорогой мой друг, я боялась, что это произойдет. В прошлом так уже случалось, что чужеземец и наша женщина становились близки друг другу… между ними возникало нечто большее, чем простой интерес. Конец никогда не бывал хорошим. Оставь меня, пока не стало слишком поздно: теперь я могу причинять тебе только боль.

Он впился в нее глазами и с усилием произнес:

— Ты боишься, что я обижу твоих мужей, и это все испортит. Да, что ж, конечно, мне бы хотелось, чтобы я один обладал тобой. Но… — Он хрипло кашлянул. — Ты даешь мне так много, когда мы вместе, что я сомневаюсь, способен ли один мужчина удовлетворить тебя.

Донья закусила губу.

— Чего ты хочешь?

— Разреши мне остаться с тобой навсегда.

— Это невозможно.

— Почему?

— Джоссерек, я действительно хорошо к тебе отношусь. Ты был внимательным другом, увлекательным собеседником и, да, замечательным любовником. Неужели ты думаешь, что я не взяла бы тебя в свою семью, если бы могла?

Он вздохнул.

— Да, я знаю, что мне никогда не стать настоящим жителем равнин, уже слишком поздно. Но я в состоянии усвоить все, что необходимо.

Донья покачала своей янтарной головкой.