Читаем Странник полностью

Я высказал бы все приметы,Я описал бы образ твой,Чтобы найти... создать... с тобой,С тобою быть!.. но кто ты, где ты?В кругу ли ты живешь людей,Земной ли шар твоя обитель?Или из области теней,Незримый сердца искуситель,Какой-то глыбою огняТы прилетаешь жечь меня!Последуй чудному примеру,И девою в шестнадцать летСойди, явись на белый свет,Прими крещение и веру!О, над купелию венцомСплелись бы ангелы и пели:А я бы крестным был отцомИ принял деву из купели.

CXXXIV

Но для того, кто, как простой сын и друг природы, любит смотреть на красоты ее, туркестанский ковер, испещренный разноцветными гиероглифами подобно египетскому дёндерахскому зодиаку[217], постлан на землю. Садитесь, гости мои! Покуда буду я хлопотать, чтоб уставить на место природу и климат, прошу вас закусить. Не венерин элей[218] и не нектар олимпийский предлагаю вам, но фиал, наполненный дыханием той, которую вы боготворите; этот напиток возрождает голод и жажду. Не маринованное небо, не амуреты и не сердце с трюфелями и анчоусами, но сладкий поцелуй свидания.

CXXXV

Хаос наполнял беспредельность; стихии не знали еще ни вражды, ни союза.

Казалось, что все было полно, и не было места упасть и атому без трех протяжений;

Но место являлось повсюду для воли и дум.

Хаос не раздвинув, они проницали его, находили везде для себя беспреградность, свободу.

Они истекали одна из другой и впадали друг в друга.

Они проносились повсюду, на все отражая прекрасную, светлую мысль о создании.

Окончен их путь. И стало без грохоту все разделяться на части; и строилась каждая часть по величию, образу мысли, ее наполнявшей.

И стали те части мирами.

Порыв разделения разрознил их связи в пространстве; но в то же мгновение родство повлекло их друг к другу...

CXXXVI

— Что это такое?

— Сочиняю систему мира; послушай! «Хаос наполнял беспредельность; стихии...»

— Полно, милый! что ты бредишь.

— Как — бредишь?.. Показать истинное число стихий!.. открыть сцепление Вселенной!.. это бред?

— Бред, мой милый!.. Посмотри... тебя ожидают.

— Ах!..

CXXXVII

Чуть-чуть не позабыл! как трудноВсе обещанья исполнять!Иное обещанье чудно,Другое слишком безрассудно,А третье лучше б не давать.Но ныне на одних обетахОбщественный вертится свет;И в людях, точно как в скелетах,Уже души и сердца нет.

Я хотел сказать про обед, а не про обет, и ошибся; но я уверен, что вы меня за это не казните. Кто не знает, что обеты давать легче, нежели обеды.

Я уверен, однако же, что если б вы приехали ко мне и пересыщенными наружной роскошью обыкновенных блюд света, то и тогда еще найду я новую для вас пищу, легкую и удобоваримую.

CXXXVIII

Почтенные старцы! Вам первый шаг, первое место, первое слово, вам первенство во всем. Ни порода, ни богатство, ни звание, ни достоинства не увольняют от должных вам почестей. «Опыт и время сделали вас хранителями мудрости», — говорят китайцы. Прославляю 2967 лето до P. X., видевшее основание Китайского царства[219]! прославляю императора Тай Хау-фуси[220], основателя оного! прославляю народ, у которого старость есть священное право на уважение!

Сядьте на эту скалу, с которой видно все пространство жизни каждого. Сядьте под этими липами, с которых трудолюбие сбирало соты. Я уже вижу в очах ваших вопрос: «Чем хочешь ты, молодой человек, угостить нас? Все испытали мы,.. вкусили от каждого блюда, предлагаемого человеку существованием,.. сыты мы,.. что остается нам? — остается еще раскусить эти сахарные фрукты, в которых скрыты билетики с вопросами:

«Был ли ты человеком в продолжение жизни?»

«Сколько басен написали Пильпай, Езоп[221] и Крылов на твой счет?»

«Сказал ли тебе хоть один человек от чистого сердца: ты добр!?..»

«Будешь ли ты жить в потомстве или памяти всех, знавших тебя не так, как зажигателя Эфесского храма[222], но подобно... подобно хоть приобретшему один талант на данные ему два для пользы ближних?..»

— Вот что остается нам в пищу, а в утешение — стоять на большой дороге жизни указателями пути добрым прохожим».

Честь и слава вам, почтенные старцы! ниспошли вам небо благословенное долголетие Ян-ди-шен-Нуна![223]

CXXXIX

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза