Странник

Теперь к вам, читательницы... гостьи... старушки!.. Но вы сами уже распорядились. Уста ваши полны речей. Вы уже призвали время настоящее на суд с прошедшим... Вы уже казните его за испорченность свойства людей нового века, за странность моды, за безобразность одежды, за чудные обычаи, за вредные привычки, за отвержение всего ветхого. Вы правы! кто против вас?.. Прошедшее и будущее всегда лучше настоящего.

С прошедшим был и я знаком,
В разладе мы друг с другом жили,
Но долго, бабушки, об нем
И сердце, и душа тужили!

CXL

Хороший хозяин должен быть движим своим гостеприимством во все стороны, как непостоянство, должен светить одинаково для всех, как солнце, должен быть рабом прихоти гостей своих, должен быть учтив, как лесть, говорить, как стоустая молва, приветлив, как любовник, терпелив, как муж.

Исполню ли я все эти условия? я, одинокий Странник! О, если б...

Как помощь одного существа может увеличить силы, облегчить труды, прояснить душу и взоры!.. Если б......эти точки могли замениться именем, то я и не заглянул бы сам в следующую главу.

Но.........может быть там в числе гостей моих...

Так, так! куда ни обращу
Свой взгляд, вниманье — забываюсь!
Кого-то я везде ищу,
И с кем-то в думах я встречаюсь.

Не знаю, кто сей тайный дух,

Владеющий воображеньем,
Одевший сердце, взор и слух
Каким-то сладким сновиденьем!

Его незримый образ мил,

Его неслышный голос звонок,
Я с ним весь мир бы позабыл
И стал бы весел, как ребенок.

Но где же это существо,

Мой ангел, мысленная дева,
С которой я вступлю в родство,
Как с звуком лиры звук напева?

Вей, дева, думы надо мной,

Я полон будущею встречей!
Быть может, будет призрак твой
Приходу твоему предтечей!

CXLI

Нет ее.

CXLII

Стекайтесь, стекайтесь, милые друзья! живые, огненные юноши! Что же принесу в пищу чувствам, уму и сердцу вашему?

Пища вашего ума — вся Вселенная. Пища сердца — святые обязанности и еще, еще — взаимность той, о которой вы теперь мечтаете, которой внимаете, с которой жизнь есть все и все есть жизнь.

Пища наших чувств — настоящее!

CXLIII

Свершен венец создания природы!
Шумят под пальмами цветы!
Где дева провела младенческие годы?
Кто возлелеял в ней слиянье красоты?

Милое потомство не ведавшей ни колыбели[224], ни объятий родительских, в которой первое чувство было любовь, а второе — раскаянье!

Вы, к которым я прикован, как Прометей к скале Кавказской!.. Вы, прелестные ничто и все!.. золотые, алмазные мои! слабые, как сердце, легкие, как мысли, нежные, как чувства, гордые, как ум!

Вас встречаю я монгольским приветствием: Амур![225]

Из ваших рук оковы, плен,
Как дар, приемлю
Для вас перенесу Эйрен[226]
На землю!

На этом блюде перед вами сады Альциноя[227], воспетые слепцом Амуром... слепцом Омиром[228], хотел я сказать.

Послушайте, что говорит он про эти сады:

«Древа садов Альциноя вечно покрыты плодами; нежный зефир хранит живость, силу и соки их; одни поспевают, другие рождаются; за спелым гранатом и за апельсином скрываются новые, образующиеся; зрелая смоква уступает место другой; готовая маслина сменяется зарождающеюся...»[229]

Не похожи ли иногда и ваши привязанности на древа в садах Альциноя? Одно чувство созрело, другое рождается... старое уступает место новому.

Скажите мне, существа вечнолюбящие! помните ли вы прошедшее? вполне ли предаетесь настоящему? не перегоняют ли ваши мысли времени? не всегда ли вы носитесь в будущем? не разочаровывает ли вас видимое? «Это не то!» — думаете вы и — опять на крыльях! но...

Блажен, кто может испытать
Взаимность, чувство неземное,
И другу нежному сказать:
Я не один и нас не двое!
Я не одна и нас не двое!

CXLIV

К вам теперь обращаюсь, страдальцы и труженики мира. Вы, которым ни сладостная пища, ни песни любви и соловья не возвратят спокойствия и сна!.. Вы, которые болезнями или обстоятельствами, добровольно или против воли исключены из жизни, но еще существуете! Вы, не лишенные единственно покрова небесного!.. Для вас чаша, наполненная горьким терпением!.. Выпейте до дна!.. и вы увидите, что улыбка существует еще и для ваших уст.