Странник

Превращение Любви во Вселенную, а Вселенной в Любовь. Эней и Лавиния. Сердечные полюсы. Кого я видел. Остров любви. Нубия. Москва

День XXXI

Γ τὸ μέγα εν, ἀλλα, τὸ εὔ μέγα.[344]

CCXXVII

(На берегах Фригии[345]Аполлон в рубище таскает на носилках камни для построения Трои[346].)

Поденщик

Источник света и лучей!

Аполлон

Скажи мне попросту: изгнанник!

[347]

Поденщик

Светлейшей ясности твоей

Представиться желает странник!

Аполлон

Теперь некстати эта честь!

Где он?

(Странник входит, в пестром переплете, обремененный типографическими ошибками[348].)

Странник

Всепресветлейший.........

Аполлон

Лесть!

Прошу обыкновенным слогом!..

Странник

Я — я.......

Аполлон

Ты — ты? Довольно, с богом!

(Странник выходит в свет.)

CCXXVIII

Ah! ah! (il rit)[349]

Все встречные хотели знать цель его, спрашивали: куда идешь? Посмотрите, отвечал он, на этого мотылька, который летит по одной со мной дороге.

Мгновенный гость существованья!
Зачем и ты летишь на свет?
Ужели и тебе во тьме покоя нет,
Как пылкому уму гордейшего созданья?
Смотри, вся даль алмазами горит:
Не подлетай, златые крылья вспыхнут!
Луч таинства твой взгляд навеки ослепит,
И поздно гордые мечты твои утихнут!
И все

и всех судьбы в пределы облекли,Не преступить заветную границу!
Как рвется узник дух подняться от земли!
Как силится увлечь на небо и темницу!
Глас внутренний твердит, гремит его уму:
«Законы вечные Вселенной не случайны!»
И мысли, слабые светильники! сквозь тьму.

Хотят прозреть завесу вечной тайны!
Прошли века, пройдут века веков,
На общем кладбище улягутся народы;
Но не постигнет ум Создателя миров,
И тайны занавес не снимется с природы!

CCXXIX

В пространной пристани Трои, нагрузив корабль (сделанный, как уже было выше сказано, из зеркала) всем невещественным, я невольно должен был подумать также и о невещественном балласте, столь необходимом для тяжести и равновесия. Всякий может понять, что я говорю про пустословие, балласт умственный; и потому, без дальнейших объяснений, я отправляюсь в Архипелаг.

Подобно мне, несомому по волнам Геллеспонта, в которых некогда отсвечивалась Ида[350] и ее подножие, украшенное паросским мрамором и садами Трои, мысли мои несутся по пучине памяти.

В ней отражается бывшее; чертоги Приама[351], высокие стены и башни, огромные храмы и тот певец, который родился в Смирне, в Родосе, в Колофоне, в Саламине, в Хиосе и в Афинах[352]; и его песни о славе Ахилла и Одиссея,

и его Батрахомиомахия[353], и его Гимн Церере, погибавший в неизвестности в продолжение 2760 лет и, к счастию, отысканный в конце прошедшего столетия Христианом-Фридрихом Маттеем[354] в Патриаршей ризнице в Москве.

CCXXX

Continova, s. f. — continuation

(Nuovo Dizionario portatile)

[355]

Так! все прошедшее отсветилось в памяти моей!

Вот, близ мыса Сигейского, на могиле славной Трои, светятся степы Александрии. И они исчезли! — Вот на могиле Александрии, орошаемой Скамандром, чернеют хижины Бунар-баши. И они исчезнут! Инш-Алла! (будь воля божия!).

Как Солиман, сын Оркана[356], перед походом в Херсонис Фракийский взошел на груду камней, бренных останков Трои, подивился на них и отправился далее, покорять Галлиполи[357], так и я, насмотревшись на развалины истинного просвещения, отправляюсь с моим караваном в дальнейший путь по земному шару.

CCXXXI

Маре Калабалык![358]

(Молдаван.)