Читаем Странник полностью

Воротясь домой, я спросил себя: зачем воротился я? Так как люди сами себе, по обыкновению, отвечают довольно медленно и нерешительно, то и я, последуя введенному обычаю, долго молчал, как будто в ожидании, чтоб кто-нибудь ответил за меня. Этого не случилось, и, следовательно, вопрос остался нерешенным, а я, наскучив сидеть дома, вышел за город, чтобы подышать свежим, чистым воздухом.

CCXLII

Mais il est vrai que l'air pur n'est pas fait pour l'homme, comme on le demontre en chemie.

Rivarol[372][373]

— Терпение! А что такое терпение? — говорили 5 171 003 405 человек, входя в мою комнату.

— О, если до меня дошла очередь отвечать на этот вопрос, — сказал я, возвысив голову и голос, — то готов уверять вас на каждом шагу и в каждую минуту моей жизни, что терпение есть истинный талант гения, истинный щит против настоящих и воображаемых несчастий, лекарство от всех болезней, постоянное занятие души, истинный труд, философский камень, квадратура круга, греческий огонь, лучший признак существования...

Готов покорно перенестьВсю тяжесть зол от ПровиденьяИ от людей: во мне терпеньяДовольно есть, но есть и честь!

Это значит, что для человеческого терпения необходима великая душа, а не длинные уши, крепкий хребет и твердая шкура.

CCXXLIII

Il n'y avait rien de si facile que de decouvrir l'Amerique, puisqu'il ne s'agissait que d'aller pour la rencontrer.

(Lesenvieux)[374]

He зная, с которой стороны подойти мне опять к тому месту, где остановилась главная мысль моя и военные действия, я задумался, как Аристотель, о достоинстве сочинений и книг.

«Хорошая книга есть та, — говорит он, — в которой сочинитель говорит то, что должно, не говорит того, чего не должно, и говорит так, как должно».

«Добродетель придерживается во всем середины», — замечает тот же самый Аристотель[375].

И потому я совершенно прав, если пишу не совсем то, что должно, не совсем то, что не должно, и не совсем так, как должно.

Например, каким образом пропустил бы я следующую главу и не очистил воздух от шлаков злого языка?

CCXLIV

(Pudet dicere).

Florus[376]Уж с год вдовой она былаИ скромно с маминькой жила...Зимою время скучно, длинно;В кругу приветливой семьиЧасы свободные моиНеслись так быстро и невинно.Но что же! Злой язык сказал:Он там дневал и ночевал!Я там дневал?.. Я ночевал?..

День XXXIII

Em armor Teufel sang und trallerte vom Morgen

Bis in die Nacht enlfernt von Gram und Sorgen.

DeutscheGeschichte[377]

CCXLV

Много раз слышал я, долго и сам думал, что и поэт создан для разнообразия в мире, что и он, подобно всем художникам и ремесленникам, существует для промысла, но... что же скажу я против этого холодному веку? Вопросим Оракула...

Но до Оракула далеко,Далеко, милые друзья!Дойти сегодня до Востока,Мне кажется, не в силах я.Но нет! Для вас, мои богини,
Как мысль крылатая паря,Чрез Аравийские пустыни,Чрез горы, степи и моряДо мест, где теплится заря,Достигну я!.. достигну, дети!Шалуньи!.. Вот уж пролетелТьму расстояний и столетийИ, слава богу, жив и цел.А вы?.. устали?.. о малютки!..Как жаль мне вас!.. как не пенять!Ну для чего, зачем вам братьС собой в дорогу предрассудки!..

Тяжелая ноша, избави бог, какая тяжелая ноша! сказал бы и Александр Васильевич[378] — русская душа, великая душа, чистая, огненная душа!

Но вот храм Аммона, вот Оракул. Слушайте ответ его:

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза