Странник

Проснулась она от стука. Не в свою дверь, нет — тут она взвилась бы, не успев открыть глаза. Кто-то ломился в дверь напротив. Она спустила ноги на пол. Судя по полосе света, пробившейся сквозь ставни и лежавшей у ее ступней, был уже день. Стук продолжался. Она встала, кутаясь в одеяло. Обычная осторожность подсказала ей, что открывать окно не следует. Прижалась лицом к щели и чуть было не отпрянула от крика:

— Люди! Грабеж средь бела дня!

— Открывай!

— И не открою! И нет на нас никакой вины! До самого наместника дойду!

— Перестань орать, дура! Никто тебя не грабит, не хватает, хотя нужно бы… — низкий голос неторопливо цедил слова. — А велено посмотреть, кто в доме есть, и если кого утаишь — пеняй на себя!

«Ну вот и все. Дождалась». Адриана затаила дыхание. Она их видела со спины — трое, в длинных коричневых плащах, под каждым из которых топырился меч, и в шлемах с гребнями. Двое вошли в дом, один остался у ворот — следить, не полезет ли кто из окна. Адриана неслышно отступила, быстро натянула на себя платье, нащупала ножны на поясе. А может, это и не ее ищут? Может, поджигателей или мародеров? А, все равно — ее, не ее… Она вновь приникла к окну. Во всем тупике ставни приоткрылись только в двух-трех домах. Перепугались… Раздался звон посуды — видно, у кого-то барахло начало прилипать к рукам — и двое снова показались на улице. Обернулись.

— Дальше куда? — спросил тот, что оставался. Пар вылетал у него изо рта. Войлочный подшлемник опускался на плечи. Он был похож на собаку.

Тот, что отдавал приказ, — у него на одежде был нарисован арвенский орел, — огляделся и ткнул пальцем перед собой.

— Туда.

Это было дом Адрианы. Она быстро прошла в холодную кухню, заперев за собой дверь. Здесь имелся топор и целый арсенал предусмотрительно наточенных ножей. Все это она стала выкладывать на стол. Усмешка окаменила ее лицо. Снаружи уже стучали.

— Эй, кто в доме есть! Открывай! — Пнули сапогом. — Отпирай! Или оглохли?

«Нет уж, открыть я вам не открою. Входите в дом сами, как умеете, а уж отсюда вас вынесут».

— А кто здесь живет?

— Говорят, какая-то вдова…

— Слушай, по-моему, здесь никто не живет. Окна на запоре, и дым из трубы не идет (Адриана возблагодарила Бога за то, что не успела затопить очаг.) Может, они здесь уехали?

— Кто их знает, может, и уехали. Вдовы, они ведь шустрые… Ну ладно, наддай-ка еще. Лауданцы — они как крысы, засядут в норах — только выкуривай… Эй! Открой!

«Ну что, парни, ломайте дверь. А за ней ваша смерть стоит. Помирать, так уж всем вместе. Сама сгину и вас с собой заберу. Помолились перед смертью, парни?»

Словно прочитав ее мысли, один сказал:

— Может, собьем дверь-то?

— Нет, это не надо. Сказано — без лишнего шума. Возьмем дом на заметку… Или лучше вот что. Мы дальше пойдем, а ты покарауль здесь пока.

— Холодно же, братцы!

— А фляга на что? — засмеялся третий.

Ушли. Она взяла в руки топор. Ну, стукнет она этого, а дальше что? Лучше пока затаиться.

Одинокий охранник мерз у ворот. Видно, во фляге было маловато. Он прыгал, стучал ногой о ногу и чертыхался, но поста не покидал. Изредка доносились голоса, стук. Время тянулось невыносимо. Наконец они вернулись.

— Ну что?

— Тихо. Да нет здесь никого, говорю вам. Вот и снег с крыши не счищен… И пошли погреемся куда-нибудь, из других-то переулков наши наверняка давно вернулись, а мы все здесь.

— Да, холодновато.

— Ладно, пошли. Только греться будешь потом, как доложимся. И завтра с утра вернемся, проверим…

«Возвращайтесь, возвращайтесь. Завтра меня здесь уже не будет. — Она села на стол, подобрав закоченевшие на полу босые ноги. — Однако солнце садится. Пожалуй, что к закрытию ворот и не успеешь. Ничего, мы не будем суетиться. Сейчас мы как следует соберемся, перекусим, — она вспомнила, что со вчерашнего дня не ела, — и на рассвете отправимся. Если застану в «Золотом Солнце» своего будущего кума — тем лучше, а нет — нанимаю там же, на постоялом дворе, лошадь и прямиком в Нижнюю Лауду, к Берте. А там осмотримся».

Так она и сделала. Увязать кое-какие вещи, подкрепиться, передохнуть было делом недолгим. Вскоре после полуночи она была уже снова на ногах. Оделась потеплее, мешочек с деньгами спрятала на груди под платьем. Удостоверилась, что за домом никто не следит, и в полной темноте выскользнула за ворота. Дурная примета для начала пути — покидать собственный дом по-воровски, оглядываясь и таясь, не зная, когда вернешься и вернешься ли вообще, но у нее не было времени размышлять об этом. Она хотела до света пересечь площадь. Мороз рвал легкие. Она, однако, не бежала — ночная стража могла обратить внимание на бегущую фигуру.

Она миновала черные развалины сгоревших домов, и когда отблеск зари осветил кровли и снег окрасился в розовый цвет, она вспомнила багровый отблеск огня на этом самом снегу. Не останавливаться! Дальше, дальше… Она прочнее прижала к себе плащом увесистый узел. Тащить тяжеловато, но она все-таки женщина состоятельная.