— Я утверждаю, — голос его дрогнул, однако он продолжал говорить, — да, утверждаю, что эта женщина — ведьма! Что она проникла в Абернак, чтобы извести государя нашего короля… Когда же я узнал ее, она сделала так, что я не смог помешать ей, и своим колдовством лишила меня сил и рассудка! И она пользовалась этим, чтобы навести порчу на короля, ибо король заболел после того, как она появилась в свите. И я ничего не мог сказать — уста мои были запечатаны! Да, она ведьма, ведьма, ведьма! Многие видели, как она погибла, а теперь она стоит здесь, живая и невредимая!
— Достаточно. Ну, а ты, женщина, узнаешь этого человека?
Адриана, выслушавшая всю предыдущую тираду, склонив голову набок, ответила:
— Узнаю.
— И что ты скажешь на его обвинение?
— Скажу, что его не надо было лишать рассудка. У него такого никогда не было. — И вкрадчиво обратилась к Даниелю: — Ты помнишь, что я тебе обещала?
— Нет, теперь я буду говорить, а ты слушать! — Он шагнул к ней. Она чуть приподнялась, и тут же лапы охранников опустились на ее плечи. — И все будут слушать! Эта проклятая имела надо мной власть, но сейчас я освободился, слава матери-церкви! Я освободился, ты слышишь! Добрые судьи, не давайте ей отвечать! Каждое ее слово — ложь, на языке ее яд, она знает заговор, чтоб делать людей одержимыми… Я и сам плакал, когда думал, что она умерла, а это был обман, как и все, что она делает! Я был сам не свой, но теперь дьявольское наваждение миновало! И когда я увидел, как она на пожаре стоит и болтает, как ни в чем не бывало, я уже не сомневался, что скажу людям все! Добрые судьи, убейте ее! Нельзя так, чтобы дьявольская распутница торжествовала, а честные люди… — он что-то проглотил и, еще приблизившись к ней, выдавил: — Я довольно мучился, теперь помучайся ты!
В ответ можно было ожидать взрыва ругательств, однако она только тихо сказала:
— Ну, теперь тебе не жить… — и это подействовало сильнее, чем любые проклятия.
— Смотрите! — закричал он. — Демоны появились по ее бокам, они высунули языки и кивают головой! Неужели вы не видите их? Она напускает порчу, она шепчет заклятия! На дыбу ее, пока она не погубила всех!
— Уж не припадочный ли он? — негромко спросил Раймунд, и это были первые слова, которые он произнес вслух. Он знал об общем брезгливом отвращении, которые вызывают эпилептики.
Действительно, Даниеля трясло, и в углах рта, казалось, вот-вот выступит пена. Все же он услышал вопрос.
— Нет, я здоров и понимаю, что говорю! И еще я обвиняю Вельфа Аскела в сообщничестве с этой…
— Разве можно доверять человеку, который сейчас не в полном разуме? — шепнул Раймунд наследнику, за выражением глаз которого он тщательно наблюдал. И он угадал. Тот махнул рукой:
— Пусть его уберут. Потом…
— Неправда, я не болен! Все, что я говорю, — истина!
Его взяли под руки, но он упирался. Наконец его вытолкали из зала, он успел еще крикнуть в дверях:
— Умрешь! Умрешь!
Она лишь пошевелила губами.
Раймунд несколько успокоился. Этот Арнсбат и вправду не слишком умен. Если б он подтвердил, что в самом деле болен и падучую на него навела Адриана, это был бы лучший довод в пользу обвинения.
— Что ты теперь скажешь, женщина? — спросил епископ. — Или ты тоже будешь утверждать, что он не в себе?
— Почему же? Он здоров, хоть и готов свихнуться от злобы. А дело, достойные судьи, проще простого, и я готова изложить его, если будет на то ваша воля.
— Излагай. — Епископ был доволен, что допрос наконец-то принял сколько-нибудь приличествующий вид.
— Нечистая сила здесь вовсе ни при чем. Арнсбат родом из Книза, как и я. И не я его преследовала, как можно подумать, а он меня. Он, честные сеньоры, хотел, чтобы я вышла за него замуж. Я не пожелала — это же глупая и злая скотина, господа судьи. Тогда он попытался меня принудить, пригрозил, что выдаст меня королю или другим. На что я пообещала ему в подобном случае прирезать его. Он испугался, а сейчас почувствовал себя в безопасности, вот и распустил язык. А так как судить девушку за то, что она за кого-то там не желает замуж, нельзя, он и наплел всякой мерзости.
— И больше ты ничего к этому не прибавишь?
— Ничего, преподобный отец.
— Никогда в жизни не поверю, чтоб рыцарь захотел жениться на такой! — вскричал Унрик.
— А я склонен ей верить, — заметил Раймунд. — При том, что мне известно о Даниеле Арнсбате, эта история звучит весьма правдоподобно.
— Да и рыцарь-то он из худородных, — добавил Лонгин.
Тут сеньор Меласси, за весь вечер не проронивший ни слова, вдруг вымолвил:
— Ну хорошо. А что он тут начал про Вельфа Аскела?
— Да, именно! — подхватил Унрик.
Она снова чуть напряглась.
— Благодарю вас, мои благородные друзья. Отвечай на вопрос!
— Вельф Аскел ни при чем, как и нечистая сила!
— Не объясняется ли столь наглое поведение уверенностью в том, что Вельф Аскел выручит ее? — Унрик обращался к епископу, но ответила опять Адриана, причем весьма резко:
— Вельф уверен в моей смерти, так же, как вы были в ней уверены, и это никому не мешало, кстати сказать!
— Он знал, кто ты на самом деле?
— Ничего он не знал!