Странник

– Ладно, ближе к делу, – лицо ученого приняло серьезное выражение, – на самом деле вы отвлекли меня от очень важного занятия: я заполнял налоговую декларацию. Это черт знает что! Вы, Странник, когда-нибудь заполняли налоговую декларацию? Вашу Чикиту я даже не спрашиваю.

– Я нет, – честно признался я. – Я вообще не представляю, что такое налоги.

– Счастливчик. Вы что же с Луны свалились, что ли?

«Может быть», – подумал я, но на всякий случай ответил:

– История моего появления на свет покрыта мраком, сэр. Поиски ответов на извечные вопросы и привели нас сюда.

Эйнштейн внимательно посмотрел на меня… Представляю удивление некоторых по поводу всего происходящего и ввиду дискретности моего образа мыслей не могу удержаться от нескольких ремарок в ответ на замечания закоренелых скептиков. Это был не сон, друзья, это был не сон. Это было особое состояние проникновения в то самое общее поле Разума, о котором я уже упоминал, живущее по своим собственным законам. Все было натурально и естественно, так, будто бы это происходило со мной в другой жизни, или, если хотите, в другом измерении. Я чувствовал запахи, звуки, шевеление Чикиты у меня на плече и ее тепло, я осознавал расстояние, отделявшее меня от физика всех времен и народов, я чувствовал массу своего тела, биение собственного сердца, дуновение ветра за окном и многое-многое другое, что чувствует обычно каждый человек. Пожалуй, единственное, что мне показалось странным, и то уже тогда, когда я вновь оказался в привычной для себя обстановке, это то, что в процессе общения с Эйнштейном я напрочь забыл о времени и о той другой реальности, из которой я был совсем недавно делегирован сюда необычным Поводырем. В сам же момент погружения я не помнил ни о каком Поводыре. Я вместе со своей подружкой-капуцином был полностью интегрирован в эту новую для нас среду, которая с каждым произнесенным гениальным ученым словом затягивала нас все больше и больше.

– Знаете, а вы мне нравитесь, – неожиданно произнес Эйнштейн, – в вас есть что-то трансцендентальное. Я это чувствую.

Услышать такое от любого человека было бы приятно, из уст же мэтра приятно в сто пятой степени.

– Этой фразой вы выдали мне незаслуженный аванс, – смутился я. – Надеюсь, вы редко ошибаетесь, и я смогу оправдать ваши ожидания.

– Вы имеете отношение к науке? Что вы заканчивали: Оксфорд, Кембридж? Я что-то не припоминаю вас по Принстону?

– Сэр, если честно, то я не… – замялся было я, но великодушный Эйнштейн и тут сумел разрядить ситуацию:

– Понятно. Вы самоучка. Ищите ответы на извечные вопросы?

– Да, сэр, и поэтому я хотел бы…

– Этого все хотят, – прищур глаз физика сделался узким до состояния бойницы, – помните, молодой человек, что воображение важнее, чем знания. Знания ограничены, тогда как воображение охватывает целый мир, стимулируя прогресс, порождая эволюцию.

– Я тоже так думаю, сэр, и поэтому…

– Все с детства знают, что то-то и то-то невозможно. Но всегда находится невежда, который этого не знает. Он-то и делает открытие.

– Вы думаете, что я мог бы сделать открытие?

– А почему нет? Кстати, если вы хотите вести счастливую жизнь, вы должны быть привязаны к цели, а не к людям или к… – тут его взгляд упал на затаившуюся теперь уже за моей спиной Чикиту, – ну, в общем, главное – это цель!

– Согласен и все же…

– Нет никаких «все же»! Наука может быть создана только теми, кто насквозь пропитан стремлением к истине и пониманию.

– Да, но я не то чтобы ученый, сэр.

– Но вы же хотите понять истину?

– Безусловно.

– Значит, вы в какой-то мере тоже ученый, исследователь. Да и вообще, каждый из нас – это один большой поиск. Что, по-вашему, есть человек?

– Мне трудно судить, сэр, я ведь еще совсем недавно…

– Человек – это часть целого, которое мы называем Вселенной, часть, ограниченная во времени и в пространстве. Он ощущает себя, свои мысли и чувства как нечто отдельное от всего остального мира, что является своего рода оптическим обманом. Эта иллюзия стала темницей для нас, ограничивающей нас миром собственных желаний и привязанностью к узкому кругу близких нам людей. Наша задача – освободиться из этой тюрьмы, расширив сферу своего участия до всякого живого существа, до целого мира, во всем его великолепии. Никто не сможет выполнить такую задачу до конца, но уже сами попытки достичь эту цель являются частью освобождения и основанием для внутренней уверенности.

Услышав из уст великого ученого тезис о расширении сферы участия человека до всякого живого существа, Чикита осмелела, расправила, насколько это было возможно, плечи и вышла из-за моей спины на передний план. Не знаю, как Эйнштейну, но лично мне показалось, что моя красотка восприняла только что сказанное как руководство к действию – такая решимость читалась в ее горящем взоре и белозубом оскале, плавно переходящем в довольно милую улыбку.

– Вы женаты, Странник? – на всякий случай уточнил Эйнштейн.

– Пока нет.

При слове «пока» Чикита зарделась и посмотрела на меня с большой надеждой. Далее, явно осмелев, она подошла к Эйнштейну вплотную и протянула ему лапу.