Странник

После завтрака три часа мы проводили в учебных классах и оружейной комнате. Приходящие сержанты — инструкторы упорно и методично вкладывали в наши головы азы военного искусства. Структура армии и устав. Устройство различных видов стрелкового оружия. Личная гигиена и применение аптечки в полевых условиях. Все это вбивалось в наши головы, сочетанием слова и кулака. Затрещинами, в основном, подталкивали к знаниям наиболее нерадивых солдат, хотя, по большому счету, доставалось всем. Инструктора били нас без эмоций, равнодушно, в четко отмеренных пропорциях, вбивая в нас знания, хотели мы этого или нет. Со своим университетским образованием, хорошей памятью и способностью к анализу, я легко усваивал армейские науки, рассчитанные на уровень ниже среднего, поэтому до кулака доходило редко, в основном для профилактики. После обеда час отводился на практические занятия. Сборка — разборка оружия. Работа с индивидуальной аптечкой. Освоение различных типов защитных костюмов. Дважды в неделю ходили стрелять в тир. Был также спортзал, где каждого из нас, два часа, гоняли по индивидуальной программе, разработанной медиками на основе наших медицинских карт. Двадцать минут на отдых. Снова бег на пять километров. Душ. Час перед ужином отводился на чтение и усвоение уставов, в форме беседы, проводившийся одним из командиров отделений. Затем следовал ужин, и час личного времени перед сном. С детства приученный к умеренности в еде и в быту, зная не понаслышке, что такое настоящий голод и тяжелый труд, я не считал, что армейское расписание ничуть не лучше тюремного режима, как считали другие новобранцы. И не только в этом наши мнения расходились. Пока все притирались друг к другу, группировались, выясняли лидерство, я словно в пику всем остальным стоял особняком, с холодком относясь к попыткам сблизиться. Дело заключалось в моей психике. Во-первых, я не мог так просто, за столь короткое время, отойти от ужаса тех дней, а второе было следствием первого. Мое неуравновешенное подсознание, не успевшее отойти от пережитого, помимо моей воли, рыскало в поисках замаскировавшихся врагов, заставляя постоянно быть настороже. Но даже когда стал чувствовать себя человеком, а не загоняемой охотниками дичью, я продолжал держаться в стороне от остальных. Слишком уж разными мы были. Я и остальные. Единственным с кем я сошелся сразу — был "Толстяк", а намного позднее — с Даком. "Толстяк", здоровый дядя, был моим соседом по плацу, обладающий талантом говорить, не шевеля губами. Другой его талант — уметь молчать, когда надо и не задавать лишних вопросов. Имея большой опыт солдатской жизни, он служил легко и без надрыва, мне же приходилось осваивать армейские премудрости, прилагая упорство и настойчивость. Сам по себе, "Толстяк", был простым и незатейливым мужиком, но смекалки и житейской хитрости у него хватало на двоих мудрецов. Следующие две койки занимали Дакрон и Франк. Дак, родом с севера, спокойный до флегматичности, был бродягой по своей сути, хотя происходил из семьи шахтеров во втором поколении. Не побоявшись бросить все, стал охотником, потом два года помогал фермеру, а когда надоело, приехал в город. Получил статус безработного, а когда началась война, подался в солдаты. Франк Сиваша, был недалеким, затюканным жизнью, фермером. Приехав в город за закупками, загулял. Прокутив все деньги, он почему-то решил, что единственным способом спастись от разъяренных родственников является армия. Самыми молодыми и совершенно зелеными в нашем отделении, решившими "стать сильными и мужественными, повидать другие миры", как написано на каждом рекламном плакате, украшающих стены вербовочных пунктов, были два друга Том и Крис. Оба из маленького фермерского поселка. Услышав по "голо" о войне и наборе, на следующий день, никому ничего не говоря, вместо работы уехали в город, чтобы записаться в армию. Я их понимал, как никто другой, сам мечтал в свое время вырваться из запрограммированной жизни и посмотреть мир. Еще четверо было из Джорджтауна, городские. Такие же беглецы, как и я, только причины у нас были разные. Эти бежали, кто от долгов, кто от полиции, кто от мести. Все они были с городского "дна", уличная шпана, привыкшая брать нахрапом и утверждать себя силой. Первое время они пытались огрызаться даже на командиров отделений, но кулаки сержантов, отжимания на плацу до полного изнеможения и ночные кроссы их быстро сломали. А вот с командиром отделения нам крупно повезло. Любитель поговорить за жизнь, а еще больший охотник давать советы. Тут его, на днях, неожиданно повысили в звании. Был капралом, стал сержантом. Посчитав повышение признанием своих заслуг, в этот же вечер, вернувшись хорошо набравшимся из увольнения, он поднял наше отделение и полночи рассказывал, каким он будет образцовым сержантом, а для нас, так почти отцом родным. В целом, он был неплохим мужиком, не сильно вредным, и спрашивал только по службе, да и то, по сравнению с другими командирами отделений, упор делал не на кулак, а на слово. Заместитель командира взвода, сержант Берг был из когорты старых вояк, которым в детстве читали не сказки, а учебные методички, типа "Наставления молодому солдату". Дотошный и придирчивый, он изводил нас до слез, требуя, чтобы служба шла точно по уставу. Командир взвода, лейтенант фон Бак, выпускник военного училища прошлого года, являл собой занятную личность, смешавшую в себе, юнца, помешанного на героической романтике, и человека, умного и честного. По молодости лет ему так хотелось стать героем, что он, не стесняясь своего желания, открыто пропагандировал героизм в своих выступлениях. Его краткие речи, что он произносил каждое утро перед строем, были очень эмоциональны и скучны до безобразия. Оратор из него был никакой, но как истинный верующий он считал, чем раньше он зажжет в наших душах пламя патриотизма, тем легче нам будет идти с одной гранатой против трех танков. Подобные варианты он неоднократно обыгрывал в своих речах, искренне считая их подвигами, а мы, наоборот, считали это идиотизмом в квадрате. Но только между собой. Если раньше в казарме ради смеха цитировались заезженные фразы из комедийных сериалов, то теперь их место заняли выдержки из утренних речей лейтенанта.