Неожиданно все содержимое колонны с небывалой скоростью начало пролетать у него перед глазами, так что уже через мгновение он не смог его разглядеть, словно поезд на соседнем пути неожиданно превратился в экспресс.
Или колонна увеличила скорость, или… Он снова включил радар. Высота Бабы-Яги и ее эскорта уменьшилась до пятидесяти километров, но теперь они приближались к планете со скоростью только полтора километра в секунду…
Значит, это второе — затормозило его корабль.
Радар указывал, что скорость уже не уменьшается. В течение последних двадцати минут Дон пытался что-то различить на поверхности, расстилающейся под ним. Но не нашел ничего — никаких огней на ночной стороне планеты, ничего, кроме гладкой, лимонного цвета поверхности, там был день. Мощная широкая колонна с каменной начинкой продолжала опускаться.
Время бежало — космонавт уже находился в тени планеты. Он снял очки. У передних краев сопутствующих ему кораблей был тот же фосфоресцирующий желтый оттенок, как и тогда, когда они находились за планетой. Некоторое время ему казалось, что он видит их неясное отражение на темной поверхности внизу, которая с какого-то мгновения начала стремительно нестись навстречу.
Мерриам начал готовиться к столкновению и смерти.
Внезапно черная поверхность исчезла, словно Баба-Яга вместе с эскортирующими ее летающими тарелками пролетела сквозь потолок огромного освещенного помещения и оказалась вверху, над другой, новой поверхностью.
Не подлежало сомнению, что эта поверхность наверняка находится далеко внизу, поскольку падающая колонна лунных камней, все еще широкая сверху, сужалась до точки при столкновении с новой поверхностью — это странное перспективное сокращение приводило к тому, что она выглядела теперь, как треугольник.
Можно было сделать один вывод. Поверхность Странника, которую он видел до этого мгновения, — поверхность, которая так старательно отражала солнечный свет и лучи радара, которая была желто-фиолетовой там, где царила ночь, была не чем иным, как оболочкой, оболочкой настолько тонкой и нежной, что такой малюсенький кораблик, как Баба-Яга, смог ее пробить, летя со скоростью полтора километра в секунду без какого-либо толчка или повреждения корпуса… оболочкой, которая заслоняет и маскирует искусственное освещение и настоящую жизнь Странника, оболочкой, которая растянута на высоте около тридцати километров над настоящей поверхностью, а не очередным оптическим обманом.
Это была истинная поверхность, если сложность и массивность рельефа можно принять за критерий. Экран Бабы-Яги заполняла обширная слабо освещенная равнина, покрытая озерами или, по крайней мере, какими-то бирюзовыми, блестящими заплатами, равнина, на которой виднелись разбросанные в каком-то порядке округлые полуторакилометровые в диаметре шахты, равнина, заполненная огромными глыбами всех цветов и геометрических форм, какие только можно себе вообразить: конусы, шестиугольники, цилиндры, спирали, полушария, розетки — Дону все это представлялось чисто геометрической абстракцией.
Что это? Громадные здания, машины, движущиеся механизмы, произведения искусства?
Ему пришли в голову определенные сравнения. Японское искусство создания сада камней… Обложки научно-фантастических романов, изображающие тянущиеся в бесконечность дороги, покрытые абстрактной резьбой, которая при ближайшем рассмотрении выглядит, словно живая…
Затем он вернулся мыслями к воспоминаниям детства. Он вспомнил, как родители взяли его как-то в Миннеаполис, к бабушке. Он явственно почувствовал кисловато-терпкий запах ее гостиной. Вспомнил, как отец подсадил его, чтобы он увидел — не дай бог, ни к чему не прикасаясь — странную мебель, заставленную, как он позже понял, раковинами каури, китайскими божками, пресс-папье из отшлифованных геологических образцов, залитыми в пластмассу цветами и какими-то другими безделушками, которые были для маленького мальчика странными и загадочными, хотя и необычайно от этого притягательными.
Он снова почувствовал себя ребенком. Между ним и равниной, хотя и не непосредственно под ним, висели небольшие темные тучи неправильной формы, в которых, словно радужные яйца в гнезде, лежали большие блестящие шары, испускающие лучи света самых разнообразных оттенков.
Вскоре тучи остались позади, напоминая ему о том, что Баба-Яга, скорость которой почти не изменилась, приближается к поверхности, истинной поверхности этой неизвестной планеты. Видимый на экране участок равнины постепенно сокращался в видимых размерах. Однако Дон не чувствовал страха — это чувство пропало, когда он так спокойно пролетел через оболочку Странника.
Баба-Яга и ее эскорт направлялись к точке между двумя большими шахтами, находящимися так близко друг от друга, что у Дона возникло впечатление, что они соприкасаются. В одну из этих шахт падал водопад лунных камней. Из другой исходил характерный для этих сооружений туманный свет.