Странник и Шалопай

Тут следует сказать, что если был разведчиком хоть один только раз, то это навсегда. Хорошая, умная пародия на этот счёт дана в фильме «Горец».

Конечно, до того, чтобы проводить международные съезды ветеранов разведывательных организаций, у профессионалов дело не доходит. Сказываются издержки профессии, и самая главная из них — полная самодостаточность, но вот клуб, свой клуб — это другое дело. Профессиональная склонность быть в курсе всех происходящих событий, находясь при этом в «тени», подбрасывать идеи и наблюдать за их реализацией — вот то связующее звено, объединяющее членов клуба.

Конечно, в клубе есть и свой оригинальный устав и определённый ритуал, но главная особенность в общении со своими, в серьёзности обсуждаемых проблем и принимаемых решений.

Почему Англия? Английский консерватизм, не тронутый и веками не разграбляемый остров. Почитание имени. Даже серийных убийц называют сначала по имени Джек, а уж только потом Потрошитель.

Англичане убеждены, и не без основания, в том, что среди них нет предателей. Одно выражение «слово джентльмена» — отличная характеристика англичанина, да и отношение к слову очень дорого стоит. Но с другой стороны, именно эта уверенность сыграла с ними злую шутку, сделав их довольно разговорчивыми и откровенными друг с другом. Но собеседником может оказаться и не англичанин. Тогда возникла система клубов, салонов, куда трудно было попасть, но, попав, говорить всё, что захочешь. Словом, единственный способ возможного шпионажа в Англии был и остаётся клуб. Но шпион, став членом клуба, очень быстро начинал понимать, что он, разглашая салонные разговоры, выдаёт не просто тайны другого государства, но и свои собственные, клубные тайны. Шпион, который понимал это, переставал быть шпионом, в обычном понимании этого слова.

Клуб — это, конечно, не разведка, в нём не планируются и не зарождаются операции. Но в клубе они зарождаются, черпают своё начало, вдохновляются идеей.

Фильм шестой — К рупенский

Как только Крупенский понял, что его так влекло в Россию, тоска его отпустила. Он осмотрелся в России. Удивился уже в который раз её закольцованности и опять уехал за границу. Он выбрал Англию и теперь сидел за отдельным столиком в углу притемнённой комнаты. Всех, кто мог его узнать, уже не было рядом с ним. Да это было и неважно с тех пор, как активно начали устраивать конкурсы двойников и внушать, что на «белом свете» полным — полно совершенно одинаковых людей.

Немногочисленные фотографии и другие следы его пребывания в миру унесло время, поэтому он даже имя и фамилию менять не стал.

С тех пор, как его расстреляли в подвале ВЧК и крюком стащили в яму, прошло много времени. Он не был в обиде, скорее наоборот, ведь и последнего следа не осталось: ни креста, ни таблички. Да и расстреливать его было за что. Он профессиональный разведчик, вышедший из родового дворянства, не мог предать свой класс, давший ему образование. Да, он понимал, что всё пока бесполезно. Народ поддержал революцию, дал начало новому шагу эволюции. Шагу, который и в разведку вдохнул новую жизнь. Но куда девать его прежнюю жизнь, долг, присягу, надежды друзей и ожидания бывших сослуживцев?

И он «чудил» напоследок, а когда «железная рука» Феликса его настигла, он даже обрадовался той быстроте и ловкости, с которой его задержание было сделано. Не зря, значит, «чудил», научил ребят уму–разуму, как в своё время шведы Петра Великого. Но за стол его не пригласили, так крюком в яму.

Потом была Германия. Там он разгадывал ребус, загаданный ему резидентом Врангеля в Париже, ещё до ВЧК, о национальной принадлежности и о губителях России.

Резидент был из обрусевших немцев и утверждал, что немцы в России всегда были самыми русскими, фанатично русскими. Он говорил, что немец — это всё для русского человека: отец, брат, учитель, старший друг. Вот еврей, особенно еврей — интеллигент — это совсем другое дело.

Но Крупенский, с одной стороны, был знаком с заведующим заграничной агентурой России Гартингом (евреем Авраамом Гекельманом), а с другой, знал всю подноготную этого свежеиспечённого резидента — обрусевшего немца, долгое время проводившего идеи марксизма в жизнь и писавшего статьи на темы о русском пролетариате и ярме самодержавия.

И теперь, когда Гартинг сгинул, а бывший марксист начал выслеживать своих прежних друзей, Крупенского затошнило. Хотя подобные оборотни на его пути уже были. Работая с агентурными материалами, Крупенский давно понял, в чём беда евреев — самодостаточных космополитов, способных на камнях разбивать сады, но при этом, вместо садов оставлять камни, в зависимости от того, куда и откуда их «согнали». И в чём беда немцев — патологическое желание которых навести свой порядок в любой стране и в любом деле — многие народы приводит в ужас. Он ценил немецкий порядок, но с определённого момента он начинал мешать самоорганизации любого народа, и наступал упадок.