Странник (СИ)

Машина двигалась в гробовой тишине. Я смотрела в окно, но, даже не глядя на него, чувствовала, как Рафаэль бросает на меня взгляды — тяжёлые, полные презрения и какой-то глухой злости. Внутри всё кипело, но слова будто застряли в горле. Я слишком хорошо знала, что дома меня ждёт не просто разговор.

Рафаэль сжимал руль так, что костяшки его пальцев побелели, не скрывая ни злости, ни презрения, которое исходило от него, словно яд.

— Значит, падре Чезаре — новый объект твоего увлечения? В как же Странник? — наконец произнёс он, и его голос звучал ядовито. — Должен признать, ты выбираешь весьма… впечатляюще. Твой святоша вонючий ублюдок!

Я резко повернулась к нему, уже не сдерживаясь.

— Не смей о нём говорить, Рафаэль. Не тебе судить, кого я выбираю для общения. Или теперь мне даже дышать нельзя без твоего разрешения?

Он скривился, как будто я сказала что-то оскорбительное.

— Я тебе не судья, Анжелика, — усмехнулся он, медленно кивая. — Но, поверь, если ещё раз осмелишься так публично выставить меня на посмешище, я тебе устрою суд — такой, что от твоей девичьей фамилии и репутации не останется даже мокрого места. Я сотру вас в порошок, я отдам вас на растерзание кредиторам.

Я сжала руки, чтобы не трястись. Его холодные угрозы, его уверенность в том, что он всё решает — всё это разрывало меня изнутри. Но я сидела молча, упрямо глядя вперёд, и он, казалось, был доволен этим молчанием.

Мы вернулись в особняк. Я едва успела переступить порог, как Рафаэль толкнул дверь с такой силой, что она чуть не слетела с петель. Его рука сжала моё запястье до боли, как железный капкан, удерживая меня рядом, и я знала, что стоит ему ослабить хватку — я бы убежала прочь, не оглядываясь. Но он этого не собирался допустить. Рафаэль безжалостно втолкнул меня в гостиную, сжав зубы и не отрывая от меня дикого взгляда.

— Думаешь, можно разгуливать, где тебе вздумается? Беседы с чужими мужчинами, флирт, намёки? Ты опозорила меня, — его голос был холодным, как сталь. — Ты осмелилась выставить меня дураком перед всеми. Сбежала во время свадьбы, не подпускаешь к себе. С меня скоро будет смеяться весь город. Думаешь, я оставлю это так?

Я смотрела на него, из последних сил сдерживая презрительный смех, который поднимался из груди, словно нарастающая волна. Он ожидал страха? Подчинения? Должно быть, ему и в голову не приходило, что я могу ненавидеть его больше, чем бояться.

— Унизить тебя? — мой голос дрожал от ненависти. — Думаешь, ты вообще заслуживаешь уважения? Твоя «забота» обо мне — это цирк, спектакль, который ты устраиваешь только для того, чтобы контролировать меня, удерживать, манипулировать. И тебе это не удастся!

Он шагнул ближе, так что между нами не оставалось ни капли пространства. Я видела, как на его губах играла усмешка — злая, презрительная, и в его взгляде я заметила нечто, чего до этого не видела: беспощадную, безжалостную ярость.

— Не удастся? — он склонился к самому моему лицу, и от его голоса мне стало не по себе. — Ты — моя жена, Анжелика. И если думаешь, что можешь вести себя, как капризная, безрассудная шлюшка, заблуждаешься. Ты — моя собственность. Соглашение закреплено, и пока я решаю, что тебе делать и с кем говорить. Ты мне принадлежишь, — прошипел он, как змея, загоняя каждое слово в мою голову, как гвоздь. — Ещё одна такая выходка, и я развалю вашу драгоценную семью. Публично, громко. Сделаю так, что вы даже имени своего не отмоете. Твоя хромоножка никогда не выйдет замуж даже за бомжа!

Я замерла, ошеломлённая его словами. Ублюдок. Знает на что надавить.

— Развод? Думаешь я этого не жажду? — я расхохоталась, но в этом смехе была вся горечь, вся обида. — Но ты не посмеешь это сделать. Ты слишком горд, слишком тщеславен, чтобы признать, что твоя жена тебе изменяет. Все твои «угрозы» — всего лишь жалкая попытка удержать контроль надо мной. Ты не сможешь, ты жалкий — даже в этом.

Он мгновенно схватил меня за плечи, сжал так, что я невольно вскрикнула от боли. Пальцы Рафаэля вонзались в мою кожу, и я едва сдерживала крик. Его лицо оказалось совсем рядом — слишком близко, и я видела, как зрачки сузились от ярости.

— Хочешь проверить, посмею ли я? Не испытывай моё терпение, Анжелика, — прорычал он. — Думаешь, что «добрый» священник будет защищать тебя вечно? Думаешь, я не знаю, почему ты так любишь бродить вокруг церкви? Ты воображаешь, что тебе может кто-то помочь, что есть кто-то, кто посмеет вмешаться? Что ж, для него это будет катастрофой. Потому что я знаю, что священник и Странник — это одно и тоже лицо!

Мои слова вырвались прежде, чем я успела подумать.

— Тебе не понять, что такое защищать кого-то, Рафаэль. Никогда. Ты можешь только уничтожать. И мне плевать, что священник и Странник одно и тоже лицо!

Его губы скривились в усмешке, и в глазах вспыхнул ледяной свет.