Странник (The Wanderer)

Пол глубоко вдохнул и выдохнул. Его сердце колотилось. В других условиях он, возможно, поспорил бы с Тигрицей и постарался бы прояснить сомнительные места, но теперь ее рассказ остался для него как данность, словно сверкающая рукопись, где знаками служили алмазы звезд под ним.

Это фантастическое орлиное гнездо, где они находились, было так похоже на видение из сна, или то, что легкомысленно называют «картина перед мысленным взором», что Пол не знал, видит ли он это все на самом деле или его окружает воображаемая действительность. Воображение и действительность были неразделимы. Без малейшего усилия он оттолкнулся руками от большого теплого окна и посмотрел на это фантастическое существо, которое сейчас больше чем когда-либо напоминало худенькую балерину в одеянии кошки. Она лежала на животе, вытянув лапы и подпирая передними лапами высоко поднятую голову. Всматриваясь в ее профиль, Пол увидел курносый носик, высокий лоб и остроконечные уши. Кончик хвоста медленно и ритмично двигался на фоне звезд. Она выглядела, словно стройный черный сфинкс.

– Послушай, Тигрица, – произнес он – Была однажды длинноволосая обезьяна, которая прожила короткую и голодную жизнь. Ее имя было Франц Шуберт. Она сочинила сотни обезьяньих песен. Одна из них была на слова еще одной давно забытой обезьяны по имени Шмидт фон Любек. Я подумал, что эта песня словно написана для тебя и твоих собратьев. По крайней мере она названа в честь твоей планеты – «Der Wanderer», «Странник». Я спою тебе эту песню.

– Ich komme von Gebirge her… – начал он, но тут же остановился. – Пожалуй, я спою тебе эту песню на моем родном языке, немного изменяя некоторые слова, чтобы лучше приспособить смысл к твоей ситуации. Но общее настроение и главные фрагменты останутся без изменений.

Пол услышал тихий напев. Высота тона была идеальной. Он понял, что Тигрица прочла в его мыслях фортепианный аккомпанемент и теперь воспроизводит его, создавая впечатление грусти, которую не смогло бы создать даже фортепиано. Он начал петь с шестого такта:

Я грустным прибываю со звезд отдаленных Странствую дальше совершенно один Из глубины вьющихся обширных дорог Где дорога? – есть у меня вопрос.

Пространство сумрачно, а солнце серо Цветы поблекли, жизнь стара Стихают разговоры, нарастает крик, Где бы я ни был, меня никто не знает.

Где этот космос дивный, Страна несбывшихся мечтаний, Везде расцвеченный надеждой, Украшенный огоньками звезд.

Земля, для братьев моих готовая, Где снова оживут умершие, Там, где зазвучит родная речь, Где ты?

Я странствую дальше, совершенно один.

Где дорога? – есть у меня вопрос И шлет пространство страшный мне ответ:

Твое место там, где тебя уже нет.

Когда Пол спел последние слова под аккомпанемент Тигрицы, кошка вздохнула и тихо сказала:

– Да, это о нас. Эта обезьяна Шуберт должно быть имела в своей сущности что-то от кошки. И этот Любек тоже. Впрочем, ты, Пол, тоже не лишен этих качеств…

Он некоторое время смотрел на ее стройную фигуру, вырисовывавшуюся на фоне звезд, после чего протянул руку и положил ее ей на плечо. Под теплым коротким, пушистым мехом он не почувствовал никакого напряжения. Почти бессознательно, может быть мех сам давал указания его пальцам, он начал осторожно поглаживать ее шею так, как обычно гладил Мяу.

Тигрица не шевелилась, хотя Полу показалось, что она расслабляет мускулы. До него донеслось тихое, едва слышное, мурлыканье и тут же кошка откинула голову и потерлась ухом о его руку.

Когда он начал ласкать затылочную часть ее шеи, Тигрица подняла голову и, мурлыкая все громче, прикрыла глаза. Затем она отодвинулась и, на долю секунды, Пол подумал, что она приказывает ему прекратить, но потом понял, что она хочет, чтобы он почесал ей подбородок. Неожиданно шелковистый палец прикоснулся к его шее и медленно начал передвигаться по телу. Пол понял, что Тигрица ласкает его кончиком хвоста.

– Тигрица… – шепнул он.

– Да, Пол? – тихонько промурлыкала она.

Легко отталкиваясь локтями и коленями от теплого прозрачного окна, он приблизился к ней и, обняв ее худенькие пушистые плечи, почувствовал, что лапы ее нежно лежат на его плечах. Неожиданно жалобно запищала Мяу.