Странное происшествие (СИ)

Но два однополчанина, которых доктор знал достаточно близко, чтобы позвонить и сообщить им об изменениях в своей жизни, были откровенно шокированы. Других можно было оповестить как-нибудь потом. Этих двух звонков Уотсон боялся больше всего, но буквально после нескольких секунд замешательства оба сказали, что их это не волнует. Джон чувствовал их смущение, но оправдываться не стал. Теперь самыми важными в его жизни стали отношения с Шерлоком.

Самое ужасное, с чем он столкнулся – это вопрос одной медсестры в хирургии о том, разрешат ли теперь Уотсону лечить несовершеннолетних. Джон, конечно, предполагал, что отношение к нему несколько изменится, что могут дать пару прозвищ или хихикать за спиной, но такого он не ожидал точно. Это было настолько хуже всего, к чему он себя готовил, что его накрыла волна тошноты и боли. К счастью, другие медсёстры стали стыдить товарку за глупость и несправедливость, однако Уотсону было неприятно осознавать, что найдутся и другие люди, способные считать его извращенцем и растлителем, даже если они не будут высказывать это вслух.

Джон знал, что поступил верно, хотя порой ему было непросто. Не то чтобы он называл себя геем, бисексуалом или ещё кем-то из меньшинств – он только рассказал всем, что нашёл того человека, с которым может быть очень счастлив. Конечно, Уотсон не мог игнорировать тот факт, что выбор партнёра совершенно не соответствовал его ориентации, но просто прекратил думать о такой мелочи, как штампы и ярлыки, раздаваемые обществом.

Он был постоянно на нервах, пока пытался тщательно скрывать близкие отношения с Шерлоком и следил, как бы не проколоться. Глупо было прятаться. Изменилось только одно – Уотсон почувствовал большое облегчение. Обсуждать эту новость перестали очень быстро, и они с Холмсом просто стали жить, предоставленные сами себе.

Но не только Джон вздохнул с облегчением. Шерлок тоже выглядел счастливее, стал более спокойным и довольным, когда они позволили чувствам просочиться за пределы квартиры. Правда, безрассудства в детективе не убавилось, а такта не прибавилось. Добрую неделю он потратил на изучение всевозможных ловушек всех времён и народов, раз уж угодил в больницу по милости одной из них. Он начал конструировать разные капканы и ещё невесть что, как только подвижность рук вернулась, и Джон уже начал опасаться, что вся квартира скоро станет одной большой западнёй, а сам он – подопытным кроликом. Ведь опыты ставят на ком-то, верно?

В травме детектива были и положительные стороны. Они смогли переиграть самое начало их отношений заново, теперь не зацикливаясь каждый на своей проблеме. В первый же вечер, как только Холмса выписали из больницы, они разыграли первое появление Шерлока в спальне соседа, но на этот раз, когда Джон невыносимо захотел кончить, он не стал тереться о ногу партнёра, а взял его, пока Шерлок стоял на коленях, тяжело дыша после потрясающего оргазма. Доктор продолжил игру в их первую ночь, говоря Шерлоку, что у него ничего подобного прежде не было, что он никогда не прикасался к мужчине и как он безумно хотел именно Шерлока – и больше никого в целом свете. И когда Джон подошёл к высшей точке, перед ним раскрылись сияющие небеса. После Холмс посмеивался, говоря, что ему следовало приложить больше усилий и убедить доктора овладеть им в первую же ночь, не стесняясь своих скрытых гомосексуальных наклонностей.

Спустя три недели после несчастного случая Джон чувствовал себя, словно в райских кущах.

День выдался трудный, и когда Уотсон вернулся домой, Холмс настоял, чтобы он немедленно лёг отдыхать. Но Джон и представить не мог, сколько внимания получит от любовника. Он раскинулся на кровати Шерлока, отдаваясь чувственным губам, завершающим каждое мягкое скольжение по всей длине члена хищным посасыванием головки.

- О, боже… - бёдра доктора вскидывались, подчиняясь предложенному ритму, но перебинтованные руки их крепко удерживали. – Прости, ах… боже, да… ещё…

В этот раз Шерлок вбирал член особенно глубоко, жадно втягивал его в рот и стонал так, будто ничего вкуснее не пробовал. Вибрации этого невероятного голоса заставляли Джона выгибаться, всё шире раздвигать ноги и вцепляться в простыни с такой силой, с какой он не позволил бы себе запустить руки в тёмные кудри. Он хотел лишь толкаться как можно дальше в этот вибрирующий жар, но Шерлок вжимал его в кровать, мучительно медленно сосал и вбирал член, кружил языком и массировал губами венец головки.

- Каким идиотом я был, Джон.

- Нет, ты не просто очень умён – ты чертовски умён.

Холмс ухмыльнулся и перенёс поцелуи с распалённых желанием гениталий Уотсона на его широко раздвинутые ноги.

- Из-за моей травмы я оставляю без внимания твои нужды. Посмотри на своё тело, Джон, оно умоляет, чтобы его взяли, чтобы мои пальцы овладели им.