Странность

Пока мы работали, Пибоди время от времени входил в кабину и каждый раз приносил с собой накрытый поднос с цилиндрами. Он молча миновал нас и убирал их в шкаф с несколькими полками. Этот шкаф был слишком мал, чтобы вместить весь его сад. Я поинтересовалась, что будет с остальными цилиндрами.

– Из-за этих боевых Автоматов нам придется улететь чуть раньше, чем мы планировали, – ответил Сайлас. – Мы собирались вставить те цилиндры, которые не сможем взять, в Автоматы наподобие твоего Ватсона. А раз у нас не выйдет это сделать, мы просто оставим их здесь. Мы соединяем их проводами в надежде, что растущие сущности смогут общаться друг с другом. А может быть, сольются воедино. Кто знает? В любом случае, мы им просто помогаем. Они сделают то, что захотят сделать. Это ведь они – настоящие марсиане. Не мы.

– А почему не мы? – спросила я. В Нью-Галвестоне все так старались поскорее начать считать себя марсианами – особенно после наступления Тишины, – что иной взгляд казался почти ересью.

– Потому что мы – болезнь. Мы не должны были сюда прилетать.

Джо фыркнул.

– Что, ты думаешь, это неправда? Куда бы мы ни пришли, мы только губим. Мы забираем, забираем и забираем, и не оставляем после себя ничего. Только посмотри на эти боевые Автоматы снаружи; вот какими нас знает Марс. Убийцами. Разрушителями.

Я вспомнила, как назвал нас тот боевой Автомат. «Дрянь».

– Здесь есть и хорошее, – сказала Салли.

– Например?

– Племена.

Это застало меня врасплох.

– В смысле индейские племена?

– Да. За Броулис-Кроссингом, который ты, должно быть, считала самым дальним человеческим аванпостом, живут народы чероки и лакота.

– Что?

– Не слышала о них, верно? Хоть Нью-Галвестон и стал первой официальной колонией, люди летали с Земли на Марс и обратно больше шестидесяти лет. Ты правда думаешь, что вы – это все, что здесь есть?

То же самое говорила в школе Бренда. Я и на секунду не могла предположить, что она права. Неужели здесь действительно так много людей?

– Сколько их?

Салли пожала плечами.

– Понятия не имею.

– Я тебе не верю. Я их ни разу не видела.

– А ты думаешь, они сюда прилетели, чтобы с белыми ручкаться? Ты их не видела, потому что они так хотят. – Салли внимательно следила за тем, как я пытаюсь уместить эту новость у себя в голове, и поэтому я точно знаю, что продолжила она с огромным удовольствием: – И это только те, о ком мне известно.

– Что ж, – проговорил Сайлас, желая перехватить инициативу, – пусть живут здесь, если хотят. Они долго не протянут. Никто из оставшихся не протянет, слава богу. Мы должны вернуться домой, и мы должны там остаться. Пибоди нам с этим поможет.

После этого разговор затих. Свет ламп приглушили. Пока мы устраивались в тесной кабине – Джо и Салли лежали на своих палатках, вместо того чтобы забираться внутрь; Сайлас откинулся в кресле пилота, закинув ногу на ногу, с дымящейся в руке сигарой, – я ощущала, как внутри меня слабеет какое-то сопротивление. Сопротивление чему – я тогда сказать не могла, хотя теперь понимаю, что всему. Моим спутникам, обстоятельствам, в которых я оказалась, распаду порядка вокруг меня. Я позволила этому тепло освещенному пузырьку безопасности убаюкать меня. Вместе с этим ощущением пришла нарастающая грусть, поскольку то, что я игнорировала или жестоко подавляла, увидело возможность со мной поквитаться.

Я стискивала в руке мамин цилиндр, не в силах поверить, что наконец-то его заполучила, без споров и драк. Остальной Нью-Галвестон мог продолжать мариноваться в своей трусости, в своей мелочности и жадности. Тишина сломила его жителей, и в тот момент я поняла, что они останутся такими навсегда. Но в нашем доме Тишины не будет. Как не будет ее в разбитом сердце моего отца.

Я спасла мамин голос и верну его домой.

И, быть может, принесу вместе с ним спасение от самой Тишины.

20

Когда боевые Автоматы прорвались в пещеру, было еще темно. Я успела задремать, и мне снился сон: ярящееся море, бессчетные тонны воды, перекатывающиеся, точно мышцы, – зрелище, которого я не видела ни разу в жизни. Волны разбивались об утес, сотрясая землю, грохоча, как охватившая весь мир гроза. Кто-то закричал. Я открыла глаза, и грохот оказался реальным.

Другие, должно быть, тоже спали. Мы все садились, привыкая к неяркому свету, и пытались понять, что это такое мы слышим.

С нами был Пибоди. Он стоял среди нас, молчаливый и неподвижный. На его накренившемся, пробитом черепе сидел один-единственный черный мотылек, и взмахи его крыльев были подобны медленному биению пульса.

Сайлас соскочил с кресла и бросился в коридор.

– Они пробились! Они пробились!

Моей первой мыслью было:

– Там Ватсон.

Я посмотрела на остальных, ожидая, что они немедленно бросятся на помощь. Джо и Салли глядели на меня в ответ, и лица у них были пустые. Они не двигались. Если Пибоди как-то и отреагировал, узнать об этом я не могла.