Странности любви

Из курса истории Таня смутно помнила, что элитой называют эксплуататорское меньшинство, наживавшееся на большинстве и обреченное быть сметенным этим большинством, так сказать, "раздавлено колесом истории". История историей, но в сознании Тани эти понятия смешались, приобретали другой смысл, и слово "меньшинство" воспринималось ею как что-то маленькое и беззащитное, внушающее явное почтение. И Таня серьезно готовилась к этой недельной поездке. Засела в библиотеке, конспектировала историю Египта, вникала в его культуру, религию. И обязательно — мифологию: журналисты народ дотошный, поймают на незнании чего-то, позору не оберешься…

Таня позвонила матери: "Не успевает заехать домой". Мать на такси привезла к автобусу ее чемодан. Без словарей, конечно.

Наконец все осталось позади — волнения, паспортные стрессы, четырехчасовой полет до Каира. Первое знакомство с городом, обед в ресторане, откуда видны пирамиды, снова автобусная экскурсия.

Мухаммед, египетский Танин коллега, старается понравиться — понимает, что перед ним не простые смертные Советского Союза. Он студент последнего курса Каирского университета, по-английски говорит вполне сносно. Черноволосый, черноглазый, в черном поношенном костюме и с белой повязкой через плечо, на котором держится его сломанная левая рука ("мотор-инцидент"), — выкладывается, как Таня поняла, не только для элиты.

— Таня, вы первая красивая гида, с которой мне пришлось работать, — признался Мухаммед, когда закончил обязательную программу в районе Гиза. — До этого были одни мымры.

Последнее слово — Танин вольный перевод. Может, не "мымры", а "уродины" или что-то в этом роде.

Мухаммед в университете изучает и русский, однако говорить не отваживается. Правда, на обратном пути к гостинице, перед тем, как окончательно выключить уже ненужный микрофон, все же решился на одну фразу по-русски, обратясь к группе:

— Вопросов есть?

Вопросов не было, и Мухаммед повесил микрофон на держатель.

И обратился к сидевшей рядом Тане:

— Можно я вам подарю маленький сувенир? Это египетский жук-скарабей, символ счастья и семейного благополучия.

В Таниной характеристике значится: "Морально устойчива, в быту скромна".

— Ой, что вы, Мухаммед… — Таня с тревогой глянула в зеркальце заднего вида автобуса: реагирует ли группа на попытку флирта с ней египетского гада. Хотя они и говорили с Мухаммедом по-английски, осторожность не мешала: журналисты — народ образованный, языки, безусловно, знают.

Однако туристы, уставшие от обилия впечатлений, отдыхали, откинувшись на спинки сидений. Им было абсолютно все равно, что делают и как развлекаются гиды в свободное от работы время.

Люди в группе подобрались в основном пожилые, семейные. На тридцать человек — десять супружеских пар плюс три очень пожилые женщины, и остальные семь — мужчины от тридцати пяти до шестидесяти. В международных паспортах семейное положение не отмечается, и все семеро ходили в холостых, оказывали Тане милые знаки внимания. Из чистой вежливости, конечно: Таня была не так наивна, чтобы рассчитывать на что-то серьезное, и, вспоминая мамино напутствие, лишь улыбалась. Мама просто отстала от жизни: серьезного в сфере эмоций не осталось, интересы ушли в политику и экономику. Ну а хотите поухаживать — пожалуйста! Благо это никому ничего не стоит. Вот так! Вопросов есть?

В зеркало Таня увидела: кто-то поднялся с задних рядов, стал продвигаться вперед. В зеркале запрыгали серая клинообразная бородка и очки в легкой золотой оправе. Калинин Михаил Ильич, почти полный тезка первого Всероссийского старосты. И внешность — точь-в-точь как у того, высеченного из камня, рядом с Военторгом. У Тани даже закралась мысль: специально небось подчеркивает сходство. Или, может, это просто его стиль. Благообразная внешность диктовала изысканные манеры: когда выходили из автобуса, Калинин подавал дамам руку. И вчера, на аэродроме, тоже подавал. Раскланивается со всеми со старомодной галантностью: "Доброй вам ночи, сударыня!.."

Таня сидела рядом с ним в самолете и не без удовольствия принимала церемонные ухаживания: "Вам сок или пепси, Танюша? Вино, я вижу, вы не жалуете?"

Получая в Москве документы, заглянула в паспорт Калинина — для информации. Год рождения — тридцатый. Под шестьдесят, а выглядит еще вполне. И что за дурная традиция — не ставить отметок о семейном положении в международных паспортах?! Будто пересек границу — и чувствуй себя вольной птицей, ни жены, ни детей, ни прошлого — одно настоящее. Глупость, конечно, все это. Таня нисколько не сомневалась в его добропорядочности. Женат, конечно, на какой-нибудь интеллигентной старушке, божьем одуванчике. В лучшем случае вдовец.

Одет Калинин в элегантный серый костюм, как раз по здешней погоде. На лацкане посверкивает желтая лауреатская кругляшка какой-то премии; Золотая оправа очков, понятно, не под нее подбиралась, но гармонирует.

Подойдя к Тане, Калинин слегка улыбнулся Мухаммеду, как бы прося прощения за прерванный разговор, и обратился к ней:

— Танюша, отсюда виден Крест?

— Крест? Какой крест?