А та возьми и сломайся! Совсем тоненькая трещинка; может, мама ничего и не заметит? Ах ты, на ванне грязное пятно! Креслице из гостиной куда-то пропало… И вот уже разваливается весь домик: половицы провалились, обои сгнили, мебель облупилась. Нельзя было его трогать! Зачем только она начала играть? Разве это игрушка? Нет, не игрушка!
Сзади раздались шаги. Сейчас войдет мама! Робин догадывалась, что она сделает, увидев развалины домика. Будет больно. Ее оттаскают за волосы, исцарапают острыми ногтями лицо, хорошенько ущипнут за руку и…
Робин рывком села в кровати с ухающим сердцем.
Тревожный сон… Мать никогда не причиняла ей в детстве физической боли. Правда, по этому вопросу они с Мелоди расходились во мнениях. Сестра заявляла, что мать их наказывала, когда папы не было дома. Например, шлепала, если дети слишком шумели, а в сильном раздражении таскала за волосы. По словам Мелоди, подобное случалось нередко. Сестра даже вспомнила, как мать вырвала у Робин целую прядь.
У нее-то самой таких воспоминаний не отложилось. Впрочем, как психолог Робин прекрасно знала: память – штука обманчивая. Однако если мать практиковала телесные наказания, наверняка хоть что-то да запомнилось бы, как иначе?
Она глянула на часы: без двадцати два, глубокая ночь. Ей надо снова уснуть.
Ничего не вышло. Так и не сомкнула глаз до самого утра.
Итого весь сон составил два часа десять минут. Фильмы и то идут дольше. Ну, обычные фильмы. Какую же ленту она смотрела последний раз? Хм, там еще был знакомый актер, симпатичный парень… Увы, ни названия, ни имени главной звезды вспомнить не удалось. Сколько шла та картина? Черт его знает, но точно больше двух часов десяти минут.
Кончился собачий корм – пора сходить в магазин. Впрочем, и в холодильнике, честно говоря, шаром покати. И все же первым делом надо купить еду Менни.
Тому, кто не выспался, местный супермаркет был точно противопоказан.
Яркий свет потолочных ламп бил в глаза, и Робин на миг ослепла. Ее тележка имела три нормальных колеса, а четвертое жило своей жизнью – явно стремилось вырваться на волю. Кассовые аппараты издавали бесконечную какофонию звуков, да еще чей-то ребенок закатил истерику в соседнем проходе между стеллажами.
Робин была готова расплакаться.
Дома она набросала список покупок и, естественно, забыла его на столе. Писала всего двадцать минут назад, а теперь не могла вспомнить ни строчки, кроме собачьего корма. Что она планировала? Молоко? Туалетная бумага? Паста?
В соседнем проходе, где лежали макаронные изделия, по-прежнему орал ребенок. Ну и черт с ней, с пастой! Пока обойдемся.
Собственно, обойтись можно и без всего остального. Взять пачку корма – и бегом отсюда.
Робин с трудом сообразила, в какой секции стоят корма. Мысли текли тягуче, словно мозг обмакнули в патоку. Поплелась по магазину черепашьим шагом. Нельзя так жить – станешь параноиком: похоже, каждый покупатель внимательно на нее смотрит. Дальше возник затор из тележек – какой-то мужчина, разглядывая упаковки с хлопьями, бросил тележку посреди прохода. Мужчинам вообще нельзя позволять ходить за покупками! А сунувшихся в супермаркет – безжалостно отстреливать. Робин ненавидела всех и вся.
Ага, вот наконец и собачий корм. Какой предпочитает Менни? Ягненок и креветки? Или утку? Она попыталась прочесть состав. В глазах все сливалось, буквы наезжали друг на друга, кассовые аппараты пищали, а чертов запах дрожжей – в принципе вполне приятный – едва не вызвал у нее рвоту.
Робин схватила зеленую пачку и кинула в тележку. Вроде в последний раз покупала именно такую. По пути к кассам наткнулась на полку с туалетной бумагой и взяла одну упаковку. Наверняка бумага в списке присутствовала.
Очереди у касс вызвали у нее затруднение. Можно встать за женщиной с набитой доверху тележкой – перед ней никого, или за троицей с небольшим количеством покупок. На что решиться? Какую кассу не выбери – все равно прогадаешь.
Робин пристроилась за троицей. Женщина с переполненной тележкой наверняка из тех, кто прямо на кассе вспоминает о пяти-шести забытых позициях из списка.
– О, Робин!
Ч-черт…
Очередь она заняла за Тарой. Милая женщина, Робин она нравилась. Пару лет ходили вместе на йогу. Даже образовали с ней маленькую коалицию, потому что стоявшая перед ними дама непрерывно портила воздух, и они чудом не скончались от таких газовых атак. Другое дело, что сейчас Робин не желала ни с кем общаться.
– Привет, – буркнула она, нацепив на лицо фальшивую улыбку. – Как дела?
– Прекрасно, а у тебя?
– Тоже неплохо.
– Пришла за кормом для Менни?
– Ага, – хмыкнула Робин. – Ну, ты знаешь, как это бывает.
Реплика прозвучала явно невпопад, однако Тара, похоже, ничуть не возражала.
– Как он? Сколько ему уже?
– Семь.
– Он такой милый…
Робин кивнула, осознав, что по-дурацки улыбается с самого начала разговора.
– Говорят, ты занимаешься с Кэти Стоун? – понизила голос знакомая.
Интересно, кому мать еще не рассказала о ее пациентке? Робин уперлась взглядом в свою тележку. Ничего не поделаешь, придется ответить.
– Я… э-э-э… не имею права разглашать…