Странные сближения

— И я не понимаю, — Орлов строго посмотрел на Александра. — Вы же не подозреваете Охотникова?

— Если предположить… — протянул Александр, погружаясь в раздумья.

Могло быть и так:

1) Взламываю замок, поджигаю комнату, запираю замок

2) Прибегаю на пожар одним из первых, вышибаю дверь, чтобы никто не смог проверить, как она закрыта

3) Ларец, видимо, сгорел не полностью, оставались какие-то деревяшки. Никто не возьмётся по ним определить, открывался ли ларец. Но если вдруг возьмётся — это риск. Поэтому, делая вид, что помогаю тушить, я окончательно разрушаю стул и бюро. Найти под обломками детали ларца — пустая затея.

4) Всё.

— Послушайте, Пушкин, ваши подозрения глупы и оскорбительны. Потрудитесь отказаться от своих слов.

— Потружусь, когда вы ответите на вопросы.

— Господин Пушкин! Если вы посмеете сказать, что подозреваете меня, я готов стреляться.

— Охотно удовлетворю ваше желание, после того, как…

— Да полно вам всем, — Орлов говорил вроде бы шутливым тоном, но крепко сжал пальцы на плече Охотникова. — Уверен, Пушкин не хотел вас ни в чём обвинять. А вы, Пушкин, чем драться со всеми моими друзьями, лучше сразу признайтесь, что хотите вызвать меня, но вам жаль рисковать жизнью такого замечательного человека. Кстати, — продолжил он, видя, что Пушкин и Охотников начали улыбаться, — сами уж решите, о вас или о себе я теперь говорю.

Александр, до последнего отчаянно хмурившийся, фыркнул и махнул рукой:

— Чёрт… Охотников, право, не сердитесь. Я должен быть под подозрением заодно с вами.

Охотников глубоко вдохнул и поправил воротник.

— Принимается.

— А коли так, — вновь посерьезнел Александр, — я бы предложил для начала собрать всех слуг. А затем господин Охотников всё-таки ответит на несколько вопросов. Обещаю, что готов быть допрошенным в ответ. Больше того — это будет правильным в отношении всех нас.

— Вы всерьёз займетесь расследованием? — Катерина Николаевна внимательно глядела на Александра. Тот смутился её взгляда и опустил глаза.

— К сожалению, этого я не умею. Но хоть похвастаюсь своими способностями в логике.

— Не будет смешным, если я предложу вам расспросить также и дам? — взгляд Катерины не отпускал. — Мы легко ускользаем от внимания, когда вы заняты вином и песнями.

«Отчего она не служит в Коллегии? — Подумал Француз. — С её-то умом и хладнокровием».

Охотникова пришлось допрашивать предельно тактично, напоминая после каждого вопроса, что такой же вопрос может потом задать сам Охотников. Адъютант злился, твердил, что это бессмысленная трата времени, но всё-таки отвечал.

Выходило, что Охотников не мог поджечь комнату, ибо во время предполагаемого начала пожара сидел наверху и пел семёновский марш.

Пушкин с немалым сожалением извинился. Он не любил вспыльчивых оппонентов: те были слишком похожи на него самого.

Дальше началась глупая комедия — Охотников допрашивал Пушкина. Хотелось ткнуть ему в нос бумаги с подписями Нессельроде и заорать: «Кто тут напрасно время тратит, чёртов ты красавчик?» Но за Пушкина вступился Раевский, и Охотников отстал.

* * *

К обеду собирались смятенные и задумчивые.

— Посмотрите, что я нашла в комнате Ивана Дмитриевича, — сказала подошедшая позже остальных Катерина Раевская, протягивая закопчённую металлическую фигурку, не то лошадку, не то козла.

— Фу, Катенька, убери это от стола! — возмутилась Софья Алексеевна. — Что ты вообще там делала?

— Это огниво? — спросил Раевский.

— Да, я нашла его под порожком, — ответила Катерина. — Вероятно, его обронил тот, кто зажигал свечу.

— Дай-ка сюда, — Раевский взял из рук сестры лошадку и осмотрел. — А кремень к нему ты не находила?

— Выбросьте это, наконец! Вы накрошите на стол сажу!

— И правда, Алекса, отложил бы на потом, — сказал Раевский-отец. — Что вы как дети, схватились за эту безделушку.

Пушкин взял у Раевского находку и повертел перед глазами — простенькое кресало, бронзовый конь на шершавой изогнутой подставке для высекания огня.

— Никому из вас сей предмет не знаком?

Все сказали что нет, никому не знаком, и попросили унести огниво, а то ведь сажа, действительно, сыплется.

* * *

Слуг собирал после обеда Александр Львович. Хотелось присутствовать, но внутренний голос, всё более вбирающий в себя холодные интонации А.Р., сказал:

А вот это уже точно будет подозрительным.

И Пушкин только и мог, что ходить по коридору взад-вперёд, не в силах усидеть на месте. Навстречу ему из гостиной вышла Катерина Раевская, и — о, случай, только ему позволительны банальные сюжетные ходы и смешные совпадения — они столкнулись.

Извинились, посмеялись, и готовы были разойтись, но Катерина спросила:

— Саша, вы не думали, что за письма могли сгореть у Якушкина?

Александр выбил ногтями о дверной косяк быструю дробь.

— Je n'ai pas aucune idée.

— Что-то, очевидно, связанное с чужыми тайнами, но ведь эта тайна должна касаться кого-то в этом доме? — Катерина привыкла смотреть на собеседника в упор, это удивляло и стесняло. — Просите, — наконец, отвела глаза. — Я говорю глупость?