Странные страны. Записки русского путешественника

Для того, чтобы сократить путь и проехать по более прямой дороге, нужно было заехать в Казахстан и потом снова пересечь границу с Узбекистаном. И вот тут, на казахской границе, мы, уже привыкшие к постоянным остановкам на постах автоинспекции, задержались дольше обычного. Вокруг сновали пограничники со списками и документами, Саша Давыдов что-то долго им объяснял и жестикулировал, потом с Володей Платоновым они несколько раз подходили к нашей машине, переговаривались… Я расслышал слово «паспорт» и зачем-то полез в карман. Витя с досадой произнес:

— Да не в вашем паспорте дело!

А потом подошел к Чубайсу и сказал:

— Анатолий Борисович, вы не могли бы выйти из машины? Пограничники не верят, что это вы… Хотят удостовериться.

Чубайс вышел, и тут начался непонятный ажиотаж. Люди в форме и погонах целым подразделением направились к нему. Оказалось, они и вправду не верили, что живой Чубайс может сидеть за рулем автомобиля, но, убедившись в этом, радостно прибежали за автографами. А как только мы переехали границу, за автографами двинулись уже казахские пограничники.

Тут мне вспомнился анекдот эпохи застоя, который я рассказал Анатолию Борисовичу. Про то, как Брежневу захотелось покрутить руль, он посадил рядом охранника и на хорошей скорости выехал на шоссе. Гаишник остановил машину, нагнулся к водителю и чуть не проглотил свисток от удивления… Отдал честь. От машины генсека уже и след простыл. Напарник милиционера поинтересовался, кто же там ехал, и тот, перепуганный насмерть, ответил: «Не знаю, кто это, но водитель у него — сам Брежнев». Через день, по графику, водителем у меня был сам Чубайс!

В Бухару прибыли поздно ночью. Город необыкновенно красив, и в нем много удивительного. Почти в самом центре есть старый-старый пруд, вокруг которого растут огромные, в три обхвата, деревья. И почти у каждого дерева таблички с «годом рождения»: 1285, 1347, 1514… Еще удивила открытая канализация. Улица, дома, современные вывески, тротуары — и вдоль тротуаров канавы со сточной водой. Наверно, обычное для востока, но непостижимое и нелепое для меня сочетание пришедшей с запада цивилизации и древних азиатских корней.

Обедали в доме бухарских евреев. Хозяин дома давно продал его, но о бывшем владельце говорило убранство: повсюду были заметны знаки иудаизма, а в восточные орнаменты на стенах вплетены шестиконечные звезды. Мы опять просили лагман, но нам его опять не принесли.

Следующим утром был дан старт «пустынному» участку маршрута. Два дня мы пробирались через дюны и барханы Кызылкума, и это было нелегким испытанием. Другие участники экспедиции уже имели опыт вождения в песках Африки и Монголии, я же до этого в пустыню ступал только одной ногой, то есть как турист у пирамид в Египте.

Нужно очень точно держать расстояние между машинами в конвое, чтобы не стукнуть впереди идущего при движении вниз по склону и не скатиться назад, когда поднимаешься вверх. При подъеме возникает иллюзия, что двигаться лучше чуть вкось, то есть по более пологой траектории, но в этом и заключается подвох — машина легко может перевернуться. Поэтому подниматься надо на пониженной передаче строго перпендикулярно основанию склона. В общем и целом у меня получилось: всего пару раз не смог удержать машину и откатывался назад, и тогда наши спортивные руководители «вели» меня по рации: «Откат, еще откат… Переключай передачу… Газ! Подъем. Торомози! Стоп!»

Песок под шинами мог быть твердым, поросшим верблюжьей колючкой, разветвленные корневища которой скрепляли песчинки в плотный слой грунта, или мягким, рассыпающимся, и тогда разной высоты дюны напоминали песочные часы — легко можно было представить, как песок перетекает через узкие впадины между ними, уменьшая одну и скапливаясь возле другой, олицетворяя непрерывность бытия. От метафизических размышлений отвлекала необходимость все время быть начеку, чтобы не забуксовать и не увязнуть. В какой-то момент песок стал настолько вязким, что машины не могли сдвинуться с места, и тогда пришлось почти полностью выпустить воздух из шин. Казалось, что машины идут на ободах, но песок покорился, и мы безболезненно добрались до следующего твердого участка.

После первого дня в пустыне мы остановились на ночевку в лагере. Все очень устали, и даже не хотели ужинать. Наскоро сообразили чай. Кругом темнота, лагерь освещался фарами джипов и квадроциклов. Я шагнул из этого небольшого освещенного круга во тьму, и неожиданно испытал сильнейшее эмоциональное потрясение — настолько мощным было небо, настолько яркими — звезды… Постепенно мозг расшифровывал и укоренял в сознании эмоциональные импульсы: это земная твердь, это купол неба, это моя планета. Как будто мне объясняли это на лекции в планетарии… Я физически ощутил, что Земля — это сфера, а вселенная бесконечна. Самые банальные сравнения оказались совсем не банальностью: да, я — частица вселенной…