Странные существа

Но то, над чем я трудился сейчас, должно получиться лучше, много лучше. Я задумал эту композицию давно, но всё никак не мог найти подходящей модели. Уже почти отчаялся, когда сегодня на исходе дня на уединённой просёлочной дороге не увидел оборванную попрошайку с узелком, одиноко бредущую, надо полагать, до лежащий в нескольких километрах деревни. Хорошо зная местность, я тут же вспомнил, что, если отъехать в сторону по полям, доберёшься до излучины большой реки, окаймлённой кустарником. В такую пору мне там никто не помешает. Решение было принято. Я притормозил машину.

– Девочка, – окликнул я как можно ласковее.

Она остановилась, медленно обернулась и тупо уставилась на меня, приоткрыв рот. «Дурочка», – понял я. Что же, тем легче.

– Ты куда идёшь одна? – спросил я её.

– В деревню, – речь её был медленна и монотонна.

– Хочешь, я тебя довезу туда на авто?

Вместо ответа она широко раззявила в улыбке слюнявый рот и несколько раз кивнула, как болванчик.

– Как тебя зовут? – спросил я, когда она неловко садилась в машину.

Её имя меня не интересовало, и я забыл, что она мне ответила. Захватив её глупую голову, я резким рывком сломал шею – армейские навыки меня никогда не подводили. Оставив труп остывать на сидении, я повернул авто в поля.

Такие дорожные акции давались мне всё легче и доставляли всё больше удовольствия.

Что это? Похоже на резкий скрип. Нет, показалось. Кажется, я устал. Ну ничего, осталось совсем немного. Я вытащил склянку, намочил тампон и осторожно намазал нужные мне участки лица – примерно всю правую половину вместе с глазом, носом и губами. Снадобье страшно смердело, но фото ещё не умеет передавать запахи. А видно оно не будет. Оставшуюся часть лица я тщательно натёр кусочком свежего сала.

Теперь последние штрихи. Подсунул под спину узелок, чтобы она полусидела, тщательно накрасил губы, подвёл глаза – некогда я специально прошёл курсы театрального гримёра.

Бледная красавица в живописных лохмотьях полусидела на одеяле из снега, загадочно блистая неподвижными глазами, зловеще улыбаясь кроваво-красным ртом. Меня вдруг охватило возбуждение. Нет. Сначала работа. Признаюсь, ещё со студенческих лет я часто тешился с трупами. Но когда у меня в руках камера, я беспол. Потом, может быть… Подавив позыв похоти, я вытащил из авто камеру, установил её на треногу и стал выбирать ракурс. Вот так отлично – на фоне искорёженных чёрных кустов и далёкого отсвета полыньей на замёрзшей реке, под суровыми, чреватыми бурей тучами, сквозь которые едва пробивается недобрый красноватый закат! Теперь надо ждать.

Я не раз снимал птиц и знаю, что тут надобно немалое терпение. Речи не было о каких-то движениях. Я сделал ещё один долгий глоток из фляжки, плотнее закутался в свой длинный чёрный плащ и припал к объективу. Похоть отступила, не чувствовался уже и пробиравший до нутра холод. Я казался себе снайпером, терпеливо ожидающим шанса на единственный выстрел.

Чёрные птицы кричали всё беспокойнее, с каждым кругом опускаясь ниже. Надо, чтобы они привыкли к моей неподвижной фигуре. Ничего, зимний голод притупляет осторожность.

Я был так напряжён, что не воспринимал вновь возникший на границе слуха противный скрип. Между тем он звучал непрерывно, сплетаясь в странную симфонию с граем воронов. Плевать – первый, очевидно, самый голодный ворон, был уже над лицом девушки.

Сначала я думал, что со своим искусством выступаю против смерти, но вскоре понял, что дела обстоят ровно наоборот – я служу Смерти, заставляя мертвецов проникать в мир живых. Я расширяю границы её владений, несу её в мир. И я счастлив и горд, что мне выпала такая миссия. Потому что я люблю её, люблю Смерть, свою прекрасную Даму.

Ворон сел чуть поодаль тела и сделал два коротких шажка. Остальные с криками кружили, ожидая результатов эксперимента. Птица резко клюнула девушку в руку и отскочила. Я едва не поднял крышку объектива. Нет, рано, рано.

Ворон подпрыгнул и сел на плечо трупа. Твёрдый клюв вновь, как топор, ударил по щеке. На застывшей коже появилась чёткая отметина. Птица вспорхнула и полетела с другой стороны, но лишь приблизившись к лицу Принцессы, с коротким карканьем отлетела в сторону. Правильно – едкий состав, которым фермеры опрыскивают свою кукурузу, оберегая её от таких вот летучих пиратов, действовал отменно. Можно было ожидать, что ни один ворон не покусится на эту часть лица, по крайней мере, пока состав не выдохнется и запах разложения не станет слишком сильным.

Теперь на весёлую Принцессу с криком пикировала вся стая, но первенство имел вожак – огромный вран с громовым голосом. Он растолкал суетящихся птиц, сел девушке на голову и принялся работать своим устрашающим клювом, как шахтёр киркой. С первых ударов половина лица повисла лохмотьями. Остальные вороны осмеливались лишь изредка клюнуть в перерывах между мощными ударами вожака, и тут же трусливо отскакивали, опасаясь сами угодить под молотящий инструмент.