День, впрочем, прошел относительно удачно. Поставили обе палатки, набрали сухих веток на весь вечер, раз пять или шесть окунулись в озере, плотно пообедали и выслушали наставления Лени Прена, что больше двух пузырей за простой обед он не выставит или пусть его уволят. Сыграли в волейбол «на высадку», прошвырнулись по окрестностям – справа был детский лагерь «Искорка» с весьма недружелюбными охранниками, а слева, километра через два от них, турбаза «Медик». Словоохотливый Яблочкин и симпатяга Хож даже сумели познакомиться с парой медсестер, отдыхавших здесь, но те были в компании и на вечер уже имели свои планы. В шесть часов старший Вулич пошел прогуляться в направлении «Искорки» и даже забросил удочки в сторону загоравших на понтоне симпапопистых то ли воспитательниц, то ли вожатых, но дамы проявили к состарившемуся на студенческой скамье донжуану полное безразличие. Однако, одна из них как бы вскользь заметила, что через пару дней у них будет Последний костер и, может быть, тогда их мужская компания кстати… Но тут старший Вулич решил наблюсти этикет и сделал вид, что намека не понял.
В восемь вечера начали шумно готовить ужин – Хож собственноручно сделал салат из свежих огурцов и помидоров, Гашик Вулич наоткрывал с десяток рыбных консервов и трехлитровку домашнего компота, Яблочкин искусно нарезал сыр и колбасу, а Леня, кулинар-искусник, соорудил нечто похожее на плов из тушенки и отварного риса. Когда поставили кипятиться воду для чая, старший Вулич, в подготовке ужина активного участия не принимавший, громко скомандовал: «За стол, бычары!» Ужинать сели где-то около девяти, вокруг было уже гораздо свежее, чем днем, но появились недруги всех туристов – камарильи комаров, которые своим жужжанием несколько портили настроение студентов, и так довольно неоптимистичное. Впрочем, три бутылки водки, ушедшие, как говорится, влет, сделали свое дело, и беседа поначалу оживилась. Яблоч рассказал несколько занимательных историй из своей жизни, несколько их приукрасив и выставив себя в самом выгодном свете. Дрон высыпал весь свой запас свежих анекдотов и дополнил его несколькими смешными историйками из жизни всем известных знакомых. Леня, как обычно, больше помалкивал, впрочем, не вынимая «Примы» изо рта, слушал очень внимательно, да знай себе наливал да выпивал… Скромняга Гашик, решив не отставать от «старших», вывалил одну придерживаемую, пикантную историю про юную девушку, желавшую остаться невинной до свадьбы, но не устоявшую перед напором студента ЧИП-а, который использовал хитрость, а в конце поздравил падшую девчонку с ее новым положением, добавив при этом, что сам он женится только на «честной». История была им слышана от знакомого по общаге – бывшего сокурсника, уехавшего из Билибинска два месяца назад и клявшегося, что все рассказанное им – чистая правда. Однако аплодисментов Гашик не сорвал: Дрон вообще рассказ проигнорировал, а Хож, зевнув, обвинил младшего Вулича в плагиате. Задетый Гашик предложил сэру рассказать что-нибудь поновее, и наш крокодилоглаз несколько задумался. «Эти молодые целки только трепаться любят, а как поцелуешь иль зажмешь – на стенку лезут и по морде запросто могут треснуть, – неожиданно поделился опытом Дрон. – Я тебе, Гашик, предлагал Настюхе из 307-й как следует впендюрить, а ты ей только „привет“ да „как твои дела?“ … Какие там дела, от нее за полкоридора – несет. А как тебя увидит, аж слюнки текут!». Гашик швырнул в костер сухую ветку, резкий пламень костра чуть было не ожег его не в меру распоясавшегося братца. «Целки, пацаны, они разные бывают, – философски изрек Гаррик Хож. – К ним особый подход нужен. И тогда, если получится… они тебе все сделают! Все, Гашик, ты меня слышишь?»
Тут и Леня посчитал нужным высказаться по данной проблеме: «У меня во дворе одна тусуется, лет пятнадцать ей, не больше… Как-то бухой домой приехал, сразу не пошел… сел на скамейке, возле пузырь портвейна поставил, время – часов двенадцать или больше, ноябрь был. Башка трещит, думаю еще – сейчас батя хайло разинет, маманя подключится. Тоска… Сама сучка подошла, подсела: тыры-пыры, что вы, Леонид, тут сидите, когда так холодно. Ну выпили с ней! Помацал ее, всяко-разно, по пьяни… У нее маманя вечно в разъездах, она по полмесяца одна стебается, да уже и не одна, наверно. Сама говорит мне, жмется по-полной: „Леонид, если хочешь, пойдем ко мне – отдохнем, у меня и догнаться есть чем“. Думаю: молодая еще, вдруг залетит? И я, как фофан, ее за фейс взял и говорю – мол, ты, сучка, в каком классе-то учишься? Она мне: „Тебя это е…?“ А я, блин, по пьяной лавке пошел буром: мол, где твоя совесть, у тебя там поди и волос-то еще нет, бессовестная, и все такое… Она вообще обалдела, от меня отскочила, заревела! В общем, дала это самое… линьку, потом месяца два со мной не здоровалась. Сейчас опять начала, сучка вшивая, вытанцовывать».