Странный мир

– Ты старше их на целый год, сынок. Или даже больше. – На глаза попался Максютка, который упорно тянется за другими детьми, правдами и неправдами стараясь оказаться в первом классе вместе с сестрицей Анной, которая старше его на восемь месяцев, и родившимся еще на полтора месяца раньше Антоном. Взрослые, как он понял, изредка «не замечают» его «ошибок» с местонахождением и компанией. Хотя в остальном не щадят. Собственно, остальных они не щадят точно так же. Помнит он, как Сонечка – дочка его средняя – приползла домой из садика, покачиваясь на полусогнутых. Положила голову на подушку, улыбнулась, вякнула: «Па!» и выключилась.

Кстати, утром «включилась», и понеслась умываться и заряжаться, как будто там медом намазано. Воспитательница посвистела в свой свисток. Младшенький, конечно, не среагировал, но продлится это недолго, чует Иваново сердце. Играют эти ребята на детском любопытстве так, что завидки берут. Тот же Федька. Сын охотника, выросший в лесу. Сильный и выносливый для своих лет мальчик. И держит себя, как прилежный ученик, не то что дома. Понятно, что Нютка с Антоном бывали здесь раньше, но он ведь и с остальными детьми ведет себя… учтиво. Хотя здесь это вообще принято… кажется. Он же, Иван, хоть и старше шкипера чуть не вдвое… хм. Почему это ему вдруг такое подумалось?

* * *

Вечером, когда детвора натурально вырубилась, а взрослые уснули, Иван как-то помаленьку разговорился с Семеном Аркадьевичем.

– Понимаешь, Ваня, поначалу сорок душ оказались в моем поселке. Все было по науке. Дисциплина, порядок. А потом начало разлаживаться. Назовем это центробежными настроениями. А рядом Славкина община жила. Люди к ним тянулись, но, заметь, не от меня. Из нашего поселка народ туда пошел, что называется, не по зову сердца, а уже когда стало видно, что живут они все лучше, а наши дела в гору не движутся.

Я тоже к ним перебрался в числе первых. Вроде как за сильную руку взялся. Не ошибся, кстати. Но разгадать, чем этот молокосос так увлек людей, не мог долго. Уже потом, когда он начал меня с женой и кузнеца вместе с его старухой обучать добыванию огня трением и ловле рыбы травяной сеткой, стало до меня кое-что доходить. А научившись набирать кореньев и клубней на добрый суп, причем рядом с домом, сообразил, что он всем дает полное право сделать собственный выбор.

Иными словами, кто не хочет во всем этом участвовать, волен уйти. Это не грозит ему ничем. Обогреется, прокормится. Славка никого не принуждает действовать по своим правилам. И ему пофиг, почему человек играет в его игры. Глас рассудка или зов сердца. Малодушие или лень. Он не зовет и не прогоняет. С ним – значит, сподвижник. Нет – тоже хороший человек. Соли подбросит, крупой поделится, на совместную охоту позовет.

Пока Семен Аркадьевич запивал свой монолог глотком травяного отвара, Иван прикинул, что прав мужик. Над ним-то, Иваном, не капало. А поди ж ты, сорвался.

Рассказал историю встречи с Нюткой, Максюткой, Викторией.

– Знаешь, Иван, эти пострелята не раз успели повздорить с павианами. Те смотрят, что малыши, ну и аппетит в них берет верх над осторожностью. А про копья и топорики догадываются позднее, как говорится, по результатам встречи. Когда малыши начинают с самых смелых шкурки обдирать. – Аркадьевич криво ухмыляется. – От обезьяньих клыков, пожалуй, только у Федора отметок нет. А хвостатики эти теперь к детям ближе чем на бросок камнем не подходят. Вернее, на выстрел из рогатки. Нет, не жалеет Славка детвору, даром, что у него в этой группе двое родных.

В общем, только Квакушки, наверное, обладают большим количеством степеней свободы, чем этот выводок. Хотя ребятишки следующего года рождения тоже не подкачали. Им, по-моему, что дома, что в степи, что в пойме – без разницы. Лишь бы сказку на ночь рассказали.

– А слушай, Аркадьич, островитяне, что отдельно живут, их-то что не устроило? – Ивану хочется все прояснить до конца.

– В основном там собрались самые ленивые, уж поверь мне, я ими руководил. Делают вид, что имеют идеологические разногласия, но все намного проще. Детишек-то среди них не имеется, а как кто заводит – быстро перебирается в какой-нибудь из поселков, как ты их называешь, южан.

* * *

Все пошло наперекосяк. Вообще-то они намеревались попасть в Босфор, но, едва скрылась из виду западная оконечность Крыма, задуло с юга. Пришлось идти галсами. Потом ветер окреп, что называется, засвежело. И, наконец, разгулялся шторм. С определением места сразу стало сложно – оставили маленький кусочек парусины, чтобы лодка только-только слушалась руля, и практически дрейфовали. А ветер зашел с востока, потом с севера, и, наконец, с запада. Маленькая лодка восходила на плавные вершины водяных валов, скатывалась в ложбины и уверенно двигалась по ветру.