Странный остров

— Я говорю: проверка пароля на завтра, — и зло, как начальник, крикнул на майора: — Встаньте как положено, когда с вами разговаривает старший по званию! — Орест служил в армии ефрейтором и знал толк в начальственном окрике. Майор сразу же выпрямился и поправил козырек. — Распустились здесь с манекенами! Я доложу об этом кому следует! — Орест вошел в командирский раж и грозным ефрейторским тоном приказал майору: — Пароль на завтра! Живо! Да не надо вслух! Напишите и вложите в пакетик! Не умеете хранить тайны!

Майор засуетился, взял у Ореста из рук пакетик и стал искать у себя в карманах ручку и бумагу. Он вырвал листик из записной книжечки, а Орест небрежным движением подал ему свою шариковую ручку с позолоченным наконечником, ткнув в нетерпении в лист бумаги. Он понимал: успех предприятия, возникшего так внезапно в этой опасной ситуации, зависит от ошеломления и скорости.

Майор на секунду замешкался.

— Вы что, не умеете писать? Или не знаете пароль? — насмешливо проговорил Орест и отвернулся от майора, показывая этим, что ему совершенно безразлично, что там напишет майор, а его беспечный вид теперь так и говорил: «Гляди, майор, мне совершенно ни к чему знать пароль».

Майор быстро записал на бумажке какое-то слово и, запрятав бумажку в пакетик, ткнул ручкой в плечо Оресту. Орест небрежно, вполоборота, взял из рук майора ручку и пакетик и быстро зашагал от таможни.

Позади он услышал, как стукнула дверь таможни и густой сиплый голос произнес:

— Чего он к тебе пристал?

— Да ходят эти, тайные! — майор ругнулся. — Вынюхивают, проверяют, как шакалы! Шкет вонючий! — в голосе майора заплескалась запоздалая злость. — Издеваться начал, командовать. «Встань! Ты не знаешь, с кем разговариваешь!» Сопляк!

— А ты бы прикончил его — и в море, — посоветовал пришедшему в ярость майору его сослуживец. — Я бы не дал спуску…

Ускоряя шаг, Орест почти бегом спешил убраться быстрее от опасного места, а главное, с глаз долой от рассерженного майора, который мог сейчас со злости принять самые неожиданные меры.

Юрий и Георгий утешительных вестей не принесли. Явились еще более расстроенные. Орест не стал рассказывать им о своем случае на аэродроме. Когда в окно заглядывал охранник, они строили ему насмешливую мину. Сатирическая улыбка или радостная — в таких тонкостях манекены не разбирались.

Глава десятая ГЕОРГИЙ ПРОТИВ ДЖОНА

Массимо обладал поразительной способностью — быть неслышимым, невидимым, незаметным. Он мог войти в комнату так тихо, словно он ступал босиком по ворсистому ковру, а не в своих жутких ботинках. Когда он сидел в компании, даже рядом его дыхания совсем не ощущалось, будто он и не дышал вообще. На какое-то время он становился абсолютно неподвижным, как восковая фигура в музее или охотничья собака в стойке над дичью.

И на этот раз друзья не заметили, когда появился в их комнате Массимо и сел на краешек стула, молчаливый и неподвижный. Увлеченные разговором, они увидели Массимо, когда он встал со стула и, заглянув в смежные комнаты, сел к столу и стал молча глядеть на друзей.

Удивило, что клерк № 2 пришел один, без Пата. Видно было, что явился он неспроста. Во всем его облике сквозило что-то необычное, от всей его фигуры веяло чем-то недобрым, хищным. Глазные яблоки увеличились, стали большими и готовы были выкатиться из глазниц. Мешки под глазами стали из желтых светло-коричневыми, будто он всю ночь промучился болью в печени. Губы сжаты еще сильнее, на них змеилась какая-то скверная мыслишка.

Друзья молчали, выжидая, когда Массимо заговорит.

Когда дуэль молчания стала невыносимой, Массимо, словно очнувшись от дурмана, встал со стула и, потоптавшись, будто его побеспокоил мочевой пузырь, заговорил. Разглагольствовал он вяло, полусонно, как мямля, с болезненной улыбкой, будто жевал эти невкусные слова. Приходилось напрягать слух, чтобы услышать и понять, что он говорит.

— Упорство, — мямлил он, — иногда и хорошо. Но в нем есть и плохая сторона. Зачем человек упорствует? Он даже не понимает этого. А ведь человек — существо хрупкое! Если, к примеру, сравнить человека с дверью, то получается: в дверь можно выстрелить из винтовки один, два, даже десять раз… Она все равно будет открываться и закрываться с этими дырками. А человек? Ему одной ма-ма-ленькой дырочки достаточно, пух! — и нет его. — Он поморщился, как от боли, и продолжил: — Или вот с этой бутылочкой сравнить его! Из бутылки воду вылил — и хоть бы что! Она целехонька. А человек? Ему ма-а-люсенький надрезик сделал на вене бритвой — из него вытечет кровь, даже и не вся. И он тогда тю-тю! Умрет. Или вот диван! Дивану любые пилюли давай — он с ума не сойдет. Ни-ни! А человек? С одной таблетки может тронуться…

Массимо устремил взгляд на веточку и подытожил свое разглагольствование:

— Человек хрупкий! Примеров в жизни много, — он посмотрел на потолок и, увидев на нем ползающую муху, быстро вытащил из кармана пистолет и прицелился в нее. Видимо, он хотел, как Пат, попасть ей в глаз, но философ заметил: