Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание

Поймав взгляд Стоукера, его сосед многозначительно кивнул на дверь кабинета:

— Эти ребята из отдела кадров очень толковые, я их знаю. Поэтому я и написал заявление с просьбой принять на работу. Для специалиста в области международных отношений лучшей возможности не найти. Получаешь информацию из первых рук, имеешь полную возможность первым анализировать ее и самостоятельно принимать решения. Где еще есть такая возможность развернуться?

Их разговор прервался, потому что распахнулась дверь, и из кабинета вышел молодой человек, который первым побывал на беседе. Выглядывавший из-за его спины представитель отдела кадров ЦРУ сделал приглашающий жест: «Прошу следующего». Сосед Стоукера поднялся.

Вербовщик беседовал с ним почти целый час, и, покинув кабинет, студент первым делом с облегчением стащил с шеи галстук. Патрик Стоукер тоже приготовился к длительному разговору, но ему вербовщик задал несколько пустяковых вопросов и отпустил. Прощаясь, он одобрительно улыбнулся и сказал Стоукеру, что в отношении его кандидатуры на сто процентов уверен в положительном решении. Патрик понял: Митчелл, уговоривший его подать прошение о приеме в ЦРУ, переговорил с кем-то в отделе кадров и поручился за него.

Молодой человек, который заговорил со Стоуке-ром, еще сидел в приемной.

— Быстро с тобой разделались, — сказал он не без зависти. — А мне устроили форменный допрос. Но я на него не в обиде. Он-то явно из бывших оперативников, а таким людям аналитики всегда подозрительны.

Они вышли из здания. Стоукер предложил зайти в студенческое кафе. Они сели за дальний столик, чтобы можно было продолжать разговор.

— В ЦРУ работает много выдающихся ученых, которых в наш университет и не заманишь выступать. Это респектабельная работа, ее стыдиться не станешь, — с увлечением рассказывал новый знакомый Стоукера. — Разведка набирает себе людей в лучших учебных заведениях, так что мы с тобой окажемся в прекрасной компании.

— Ты говоришь так уверенно, будто нас уже зачислили, — попытался охладить его восторг Стоукер.

— Зачислят, — уверенно заявил тот. — Единственное, что меня беспокоит, это дальнейшие перспективы. Если захочешь уйти из ЦРУ, не так уж легко будет найти хорошее местечко — поскольку все вокруг будут считать, что ты по-прежнему на них работаешь.

Он скептически посмотрел на Стоукера.

— Ну, такому, как ты, устроиться всегда легче. В крупных компаниях любят аккуратненьких, благополучных ребят»

Патрик Стоукер, действительно, выглядел так, словно только что сошел со страниц каталога модной одежды: темно-голубой свитер с изображением маленького аллигатора, голубая рубашка, воротничок которой выглядывал на положенные три четверти дюйма из-под свитера, синие брюки, белые носки и туфли на каучуковой подошве.

— Нанимаясь на работу, ты любому нестриженому радикалу можешь дать сто очков вперед. И я тебе скажу — это разумно. Черта с два мне нравятся эти молодчики, воспитанные в студенческих городках. Мне было девятнадцать лет, когда я, накупив рубашек с надписью «Оксфорд», приехал сюда в университет. Причем моему старику пришлось перезаложить ферму, чтобы я мог себе позволить разгуливать по кампусу в таком виде. Я ожидал увидеть пожилых профессоров в твидовых пиджаках, через слово цитирующих Цицерона… Философию нам преподавала какая-то полумексиканка, которая несла нечто несусветное; Цицерон у нее получался «империалистической свиньей» и противником равноправия женщин… Моим соседом по комнате был сумасшедший парень из Айовы, он верил в Будду, не ел мяса и спал на полу. Фасад общежития был залеплен плакатами мифической «Группы американской солидарности», которая требует покончить с апартеидом в США. Почтовый ящик у меня всегда был забит брошюрами, выпущенными никому не известным «Институтом мирных исследований». Университетскую газету я просто не открывал: там писали те же парни, которые до смерти надоели мне своей болтовней в университетских коридорах.

Почему этот парень столь разоткровенничался в тот день, Стоукер так и не понял. Верно, сказалось нервное возбуждение, которое они все тогда испытывали; всю серьезность шага, который они тогда совершили, им предстояло понять много позже, но волнение было сильным — решалась их судьба.

Своего нового знакомого Стоукер увидел потом на курсах подготовки младшего оперативного состава. Встретил он Стоукера довольно сухо или, во всяком случае, безразлично; откровенных разговоров между ними не было, да они и не поощрялись. Стоукер не стал его спрашивать, надеется ли тот по-прежнему на работу в одном из аналитических подразделений, поскольку готовили их для использования в загран-резидентурах ЦРУ. Стоукер — благодаря добрым отношениям с Митчеллом — отправился в Японию, а его знакомый — в Лаос. Он был там в худшие годы, когда приходилось заниматься самой грязной работой. Потом — в качестве утешения — Южная Корея. И как венец карьеры — Сингапур. И только здесь, через тридцать лет после первой встречи, Стоукер узнал его фамилию — Деннисон.